Газета Завтра - Газета Завтра 5 (1209 2017)

Можно, впрочем, слово "социализм" и не употреблять, тем более устройство России-Русiи до 1762 года, когда вышел "Указ о вольности дворянства" Екатерины II, было таким: действовало непреложное правило "крепости": крестьянин был "крепок земле" аристократа только до тех пор, пока последний был "крепок" Государю службой. В.О.Ключевский называл это "тягловым государством", а мы вполне можем говорить о "цивилизационном" социализме, в отличие от "формационного" социализма К.Маркса. Да, духовные и идеологические "знаки и возглавья" старой Руси и СССР менялись, но "структура" оставалась почти та же самая. Аскетизм, самоотречение и самоотвержение в равной степени требуются в обоих случаях.

Константин Николаевич Леонтьев (1831-1991) был первым русским мыслителем, увидевшим отсутствие противоречий между исторической Российской (монархической) государственностью и социализмом: "Коммунизм в своих бурных устремлениях к идеалу неподвижного равенства должен… привести постепенно, с одной стороны, к меньшей подвижности капитала и собственности, с другой — к новому юридическому неравенству, к новым привилегиям, к стеснениям личной свободы и принудительным корпоративным группам, законам, резко очерченным; вероятно, даже и к новым формам личного рабства или закрепощения (хотя бы и косвенно, иначе названного)…" Социализм, понятый, по Леонтьеву, "как следует", есть не что иное, как "новый феодализм совсем уже недалёкого будущего", он будет утверждаться "среди потоков крови и неисчислимых ужасов анархии". Как оно, собственно, и было. "Переворачивание" революции, связанное с идеей "социализма в одной отдельно взятой стране" Константин Леонтьев предсказал точно.

Но есть ещё более глубокие сближения. Святоотеческое учение о собственности, лежащее в основе Православной этики, так же далеко от пресловутых идей о "священной частной собственности". Не Прудон, а святитель Василий Великий назвал собственность — именно всю собственность, собственность как институт — кражей. Вот ещё пример: Cв. Иоанн Златоуст: "он (богатый — В.К.) становится благим, когда раздаёт свое богатство…, а до тех пор, пока сдерживает его при себе, он не бывает благим… неимение денег служит признаком доброго человека".

Можно сказать, что естественные законы Русского месторазвития оказались исторически соединёнными с основами Православной этики. Всё это и было частью той самой "тысячелетней русской парадигмы", к слому которой призывал накануне "перестройки" член Политбюро А.Н.Яковлев. И в этом смысле 1991 год для страны был даже более роковым, чем 1917-й, после катастрофы которого уже в 30-е годы "русская парадигма" восстановилась. "Русский прорыв" 40-х—начала 50-х был прерван смертью (не исключено, что насильственной) И.В.Сталина. К несчастью, невозможно не признать, что отсутствие наследования верховной власти или, по крайней мере, ея твёрдой политической преемственности, всегда свойственное "вождистскому государству", с неизбежностью ведёт к крушению созданной Вождём структуры и распаду государства в целом. Начало же тому положил ХХ съезд КПСС с его "возвращением к ленинским принципам"

Так или иначе, страна ещё тридцать лет простояла. Но, увы, 1991 год и всё последующее — не только предательство, но и объективная реальность, имевшая глубинные причины .

Первая. Фундаментальное противоречие между созидательно-охранительной природой политического режима, особенно после войны, и изначально революционной, разрушительной просвещенческой (масонско-иллюминатской) идеологией, лежавшей в его основе. Люди, воспитанные на Герцене и Чернышевском, при замалчивании (а чаще — запрете) того же Константина Леонтьева или Льва Тихомирова, при выстраивании в культуре и воспитании линии "декабристы-народовольцы-большевики", не могли не сделать в 1991 году того выбора, который они сделали,

Вторая. "Ленинский принцип" "самоопределения вплоть до отделения" советских республик — точно такого же иллюминатско-просвещенческого происхождения. Сталин, отстаивавший в 1922 году противоположный принцип "автономизации" при сохранении единства страны, в дальнейшем, даже когда обрёл полновластие, не пошёл в этом вопросе поперёк Ленина, избрав формулу "земщина" (формальная Конституция) — "опричнина" (т.н. "руководящая роль партии"). Однако после разгрома КПСС в полную силу "заработала" Конституция, либеральная составляющая которой (прежде всего — "суверенитет республик") "завела часовой механизм". Не случайно советские диссиденты 60-х—70-х годов — прямые наследники "декабристов, народовольцев, большевиков" — призывали власть "соблюдать свою Конституцию".

Но, конечно, распад был невозможен без "падающего подтолкни". И он "совершился так стремительно в силу того, что большинство правящего слоя (номенклатуры) оказалось лично заинтересовано в капитализации" (С.Николюк, В.Чернов).

Основой жизни "элит" в cталинское время был аскетизм. Его можно назвать внецерковным аскетизмом в православной стране. К. Леонтьев предвидел и это: "Жизнь этих новых людей должна быть гораздо тяжелее, болезненнее жизни хороших, добросовестных монахов в строгих монастырях… А эта жизнь для знакомого с ней очень тяжела — постоянный тонкий страх, постоянное неумолимое давление совести, устава и воли начальствующих". Правда, — оговаривал Леонтьев, — у инока (в отличие от управленческой "элиты" социализма) есть "одна твёрдая и ясная утешительная мысль — загробное блаженство". Но, собственно, если отсутствует и эта последняя надежда, не говорит ли это только в пользу людей, из которых хотели "делать гвозди" ?

Собственно, постоянный страх и был тем, чем платила номенклатура за своё более или менее сносное существование в период, когда страна "затягивала пояса" (опять-таки относительно, при бесплатном лечении, образовании, дешёвом транспорте и проч.). Речь идёт о страхе репрессий, действительно постоянном: на работе, дома, даже во сне — привычном, но без всякой "утешительной мысли".

Именно поэтому сам по себе страх играл в СССР огромную созидательную роль.

Страх смерти — всегда начало дисциплины, далее уже — даже при формальной "нецерковности" — начало "борьбы с помыслами" и аскетизма. В конечном счёте, при перерастании в страх Божий — уже начало Премудрости.

Собственно, XX съезд КПСС (это 1956 год) и стал для номенклатуры освобождением от этого "тонкого страха", а значит — и от "сталинской аскезы". Да, собственно, началось ещё раньше. На первом же пленуме после смерти Сталина было решено, что арестовать члена ЦК можно только с разрешения самого ЦК.

"Советская элита" постепенно начинает "жить в своё удовольствие". Дисциплина, напряжённость, воздержание — всё, что было так характерно для сталинской эпохи, — уходят. Возникают двойные стандарты. "Железный занавес" приподнимается. Приподнимается — кем-то! — очень точно: не для всех. И источником теперь уже личного благополучия номенклатуры, а точнее — детей оной, становится работа за границей: двойная оплата в рублях и твёрдой валюте обеспечивает процветание большинству номенклатурных семейств. Возникает парадоксальная ситуация: жить в соответствии со "стандартным уровнем" элиты можно, только если ездить за границу и, по возможности, надолго. Но для этого надо отчаянно защищать "советские ценности" и эту заграницу ругать. Заграница как источник благоденствия — не напоминает ли это разрешённую по Указу 1762 г. службу дворян российских иностранным государям? Быть коммунистом, чтобы прикоснуться к "благам капитализма".