Генри Киссинджер - Нужна ли Америке внешняя политика?

Окончательный переход от предположения Джона Куинси Адамса о том, что Соединенные Штаты лучше всего помогают распространять демократию за границей, утверждая свои ценности и добродетели у себя дома, к превращению темы прав человека в принципиальную цель американской внешней политики, произошел во время работы администрации Клинтона. Билл Клинтон стал первым президентом периода после холодной войны, первым президентом, созидательный политический опыт которого нарабатывался как у активиста движения против вьетнамской войны и который включил некоторые его принципы в американскую внешнюю политику. Не доверяющий роли силы, враждебно относящийся к самой концепции равновесия (он рассматривал его как «старое мышление») 72, Клинтон действовал так, как будто его предшественники придавали холодной войне излишнее внимание своими стратегическими соображениями. В итоге одним из образчиков выступлений Клинтона за границей было извинение за якобы моральные прегрешения Америки, вызванные излишним акцентированием Америкой холодной войны  73.

Однако холодная война не была изобретением Соединенных Штатов; серьезные мужчины и женщины из девяти администраций обеих партий до президентства Билла Клинтона полагали (и имели все основания так считать), что они ведут борьбу, затрагивающую основы свободы и ценностей своей страны и свободных людей в целом. Новая расстановка акцентов во внешней политике сочетала отказ от истории с отходом от традиционных понятий безопасности и геополитики. Открыто предположив, что неудачи Америки были вызваны холодной войной, имея в виду, что большая часть международной напряженности имела в основе социальный характер и что дипломатия в силу этого должна сосредоточиться на так называемых мягких – то есть не стратегических – вопросах, эта новая расстановка акцентов выражала неприкрытое презрение к большей части того, что было выполнено за полстолетия после завершения Второй мировой войны.

Победа в холодной войне подстегнула такую самоуспокоенность даже и в других группах, превратив все в глобальный триумфализм. При таком божьем промысле Соединенные Штаты пришли к оптимальной политэкономической системе, самый лучший – а по сути, единственно жизнеспособный – вариант для остального мира состоял в том, чтобы принять политэкономические предпосылки американского типа. В условиях окончания холодной войны и отсутствия альтернативного силового центра Соединенным Штатам теория «конца истории» получила значительное правдоподобие. Вполне возможно, что идеологическая борьба закончилась раз и навсегда; весь мир принимает варианты американской политической и экономической систем. Соревновательность имела смысл преимущественно в отношении темпов достижения этой цели  74. И азиатский финансовый кризис 1997 года дал дополнительный стимул западному триумфализму.

Тем временем американская внешняя политика все больше стала зависеть от внутренней политики. Когда давление на зарубежные страны, как оказывается, не несет никакого риска, нарастают масштабы американских юридических внутренних преференций, которые закладываются в цели внешней политики. Откровенным примером нового участия конгресса стал комментарий члена палаты представителей Нэнси Пелози из Калифорнии, ярой сторонницы ограничений на торговлю с Китаем. Когда Клинтон в начале работы его администрации предоставил статус наиболее благоприятствуемой нации Китаю, обусловив это китайской демонстрацией прогресса в вопросах о правах человека в течение года, она сказала:

«Надеюсь, что по завершении этих двенадцати месяцев, если в Китае установится свобода печати и будут выполняться другие условия в области прав человека, мы сможем решить некоторые другие проблемы, которые имеются у членов конгресса» 75.

Ничто так хорошо не иллюстрирует крах вестфальского понимания невмешательства, как предположение о том, что свобода речи и прессы, которой никогда не существовало в пятитысячелетней китайской истории, может быть привнесена при содействии законодательства американского конгресса в качестве начального годового платежа в продолжающейся серии односторонних американских требований.

Относящиеся к конгрессу выражения такого рода не являлись неким заблуждением, это было озвучивание даже более популярной темы в американском (и во все возрастающей степени в западноевропейском) общественном мнении. Строуб Тэлбот, тогдашний заместитель государственного секретаря, так конкретизировал эту тему в журнале «Форин афферс» в ноябре 1996 года:

«Во все более и более взаимозависимом мире американцы все более заинтересованы в том, как другие страны управляют, или плохо управляются. Чем крупнее и сплоченнее сообщество стран, которые выбирают демократические формы правления, тем более процветающими будут американцы, так как демократии, со всей очевидностью, скорее всего, будут соблюдать свои международные обязательства, меньше всего будут заниматься терроризмом или причинять ущерб окружающей среде и уж тем более не станут вести войны друг с другом.

То утверждение является сутью аргументации в вопросах национальной безопасности в пользу энергичной поддержки, продвижения и в случае необходимости защиты демократии в других странах» 76.

Новая доктрина вмешательства гуманитарного характера утверждает, что убеждения гуманности являются до такой степени составной частью американской традиции, что как богатства, так и, в самом крайнем случае, жизни можно пожертвовать, отстаивая их повсюду в мире. Ни одна другая страна до сего времени не продвигала такие цели, которые несли риски превращения Соединенных Штатов и их союзников в мировых жандармов.

Слова в подтверждение доктрины постоянного вмешательства были весьма кстати в триумфальной ситуации после операции НАТО в Косово. Британский премьер-министр Тони Блэр объявил миссию в Косово победой «прогрессивных» сил во внешней политике, пришедших на смену устаревших традиционных концепций:

«Эта война… велась за фундаментальный принцип, столь необходимый для прогресса человечества: что каждый человек, независимо от расы, религии или происхождения имеет неотъемлемое право жить свободным от преследования» 77.

Канцлер Германии Герхард Шредер подчеркнул ту же самую мысль еще сильнее: «Альянс должен был продемонстрировать, …что слабый имеет в НАТО сильного друга и союзника, готового и желающего защитить его права человека» 78. Президент Клинтон взял на вооружение самую широкую формулировку:

«Тогда мы сможем сказать людям всего мира, где бы кто ни жил, будь то Африка или Центральная Европа или какое-либо другое место, если кто-то станет преследовать невинных гражданских лиц и будет пытаться убить их в массовых масштабах из-за их расы, их этнического происхождения или их религии, а в наших силах будет прекратить это, мы это прекратим» 79.