Фил Найт - Продавец обуви

Я чувствовал необычную симпатию к таким печальным судьбам. Задавался вопросом, сколько таких людей, возможно, встречалось на моем пути во время моих поездок.

Обувной рынок в то время был наводнен подделками под «Адидас», и спровоцировал эту волну подделок именно Сентер. Он, по всей видимости, был королем подделок. Он также знал все, что следовало знать о легальной торговле обувью в Азии, — о фабриках, импорте, экспорте. Он помог создать обувное производство для крупнейшей японской многопрофильной торговой компании «Мицубиси». «Ниссо» не могла нанять самого Сентера по разным причинам, поэтому она остановила свой выбор на протеже Сентера — человеке по имени Соул.

«Серьезно? — переспросил я. — Парень, занимающийся обувью, носит фамилию Соул?» (В переводе — подошва. — Прим. пер .)

Перед тем как встречаться с Соулом, перед тем как продолжать дальше сотрудничество с «Ниссо», я задумался, не рискую ли я попасть в новую ловушку. Если я буду поддерживать партнерские отношения с «Ниссо», то вскоре буду завязан с ними на огромные суммы. Если же они еще станут источником, из которого мы будем получать всю нашу обувь, я окажусь в еще более уязвимом положении перед ними, чем я был ранее перед «Оницукой». А если они окажутся такими же агрессивными, как «Оницука», тогда вообще туши свет.

По предложению Бауэрмана я переговорил на эту тему с Джакуа, и для него она оказалась головоломкой. Ничего себе переплет, сказал он. Он не знал, что посоветовать. Но знал кое-кого, кто мог. Его шурин, Чак Робинсон, был генеральным директором и председателем совета директоров компании «Маркона Майнинг», имевшей совместные предприятия по всему миру. Каждая из крупнейших восьми японских торговых компаний была партнером, по крайней мере, одного из горнодобывающих предприятий, поэтому Чак, возможно, был ведущим экспертом на Западе по ведению бизнеса с этими ребятами.

Я немного схимичил, но добился встречи с Чаком в его офисе в Сан-Франциско и испытал дикое состояние подавленности, едва войдя в него. Я был поражен размерами его офиса, по площади превосходившего мой дом. И видом из его окон, выходящих на залив Сан-Франциско с огромными танкерами, медленно двигавшимися по морской глади, прибывающими или же отправляющимися в крупнейшие порты мира. Вдоль стен были выставлены масштабные модели танкерного флота «Марконы», перевозившего уголь и другие полезные ископаемые во все уголки земного шара. Командовать таким редутом мог только тот, кто обладал огромной властью и умом.

Запинаясь, я изложил, с чем пришел, но Чак тем не менее смог быстро ухватить смысл. Он свел мою сложную ситуацию к убедительному резюме. «Если японская торговая компания с первого же дня поймет правила игры, — сказал он, — они станут вашими лучшими партнерами из всех, какие у вас были».

Успокоившись, осмелев, я вернулся к Сумераги и изложил ему правила: «Никакого акционерного капитала в моей компании. Никогда».

Он ушел и проконсультировался с несколькими сотрудниками в своем офисе. Вернувшись, он сказал: «Нет проблем. Но вот наши условия сделки. Мы снимаем четыре процента с высшей цены как наценку на продукт. И процентные ставки сверх того».

Я кивнул.

Через несколько дней Сумераги направил Соула на встречу со мной. Учитывая репутацию человека, я ожидал увидеть перед собой некую богоподобную фигуру с пятнадцатью руками, каждая из которых должна была взмахивать волшебной палочкой, сделанной из распорки для обуви. Но Соул оказался обычным, заурядным бизнесменом средних лет с нью-йоркским акцентом и в костюме из акульей кожи. Не моего типа парень, ну, и я не был парнем его типа. И тем не менее нам без труда удалось найти общий язык. Кроссовки, спорт — плюс непреходящее отвращение к Китами. Когда я лишь упомянул его имя, Соул фыркнул: «Да он козел».

«Мы по-настоящему подружимся», — подумал я.

Соул обещал мне помочь осилить Китами, высвободиться от него. «Я могу решить все ваши проблемы, — сказал он. — Я знаю фабрики». «Фабрики, которые смогут выпускать «найки»?» — спросил я, передавая ему образец моих новых футбольных кроссовок. «По памяти могу сразу назвать пять таких!» — выпалил он.

Он был непреклонен. Похоже, у него было два состояния ума — непреклонность и пренебрежение. Я понимал, что он выставляет меня на торги, что он хочет мой бизнес, но я был готов к продаже, и даже более чем готов к тому, чтобы продажа состоялась.

Пять фабрик, которые упомянул Соул, находились в Японии. Поэтому мы с Сумераги решили поехать туда в сентябре 1971-го и осмотреться на месте. Соул согласился быть нашим проводником.

За неделю до нашего отъезда позвонил Сумераги. «Мистер Соул перенес сердечный приступ», — сообщил он. «О нет», — сказал я. «Как полагают, он поправится, — сказал Сумераги, — но совершать поездки пока невозможно. Его место займет его сын, очень способный человек».

Голос Сумераги звучал так, будто он больше пытался убедить не меня, а самого себя.

В Японию я полетел один и встретился с Сумераги и Соулом-младшим в офисе «Ниссо» в Токио. Я буквально опешил, когда ко мне навстречу с протянутой рукой вышел Соул-младший. Я предполагал, что он будет молодым, но передо мной стоял подросток. У меня было предчувствие, что он будет одет, как и его отец, в костюм из акульей кожи, и так оно и оказалось. Но костюм ему был велик — на три размера больше, чем надо. Может, он действительно был отцовским?

И как очень многие подростки, он начинал каждое предложение с «я». Я думаю то. Я думаю это. Я, я, я.

Я бросил взгляд на Сумераги. По его лицу было видно, что он серьезно обеспокоен.

Первая из тех фабрик, которые мы хотели осмотреть, находилась на окраине Хиросимы. Втроем мы отправились туда на поезде, прибыв в полдень. Прохладным, пасмурным днем. Встреча была назначена на утро следующего дня, поэтому я подумал, что будет важно использовать свободное время, чтобы посетить музей. И я хотел пойти туда один. Я сказал Сумераги и Соулу-младшему, что встречу их на следующее утро в вестибюле гостиницы.

Переходя из одного музейного зала в другой… я был не в состоянии все это осознать. Не был в состоянии пропустить все это через себя. Манекены, одетые в опаленную огнем одежду. Кучки оплавленных, облученных ювелирных изделий? Кухонной посуды? Я не мог разобрать. Фотографии, которые перенесли меня куда-то далеко за пределы эмоций. В ужасе стоял я перед расплавленным детским трехколесным велосипедом. Я стоял с открытым ртом перед почерневшим скелетом здания, в котором люди любили, работали, смеялись… до тех пор, пока… Я пытался почувствовать и услышать момент взрыва.

У меня защемило сердце, когда, повернув за угол, я наткнулся на сгоревший ботинок, лежащий под стеклом витрины, и на след его владельца, все еще видимый на земле.