Стивен Кинцер - Перевороты. Как США свергают неугодные режимы

«Произошедшее в Ираке, – писал в 2004 году британский историк Ниалл Фергюсон, – настолько напоминает события 1920-го, что случившемуся удивится лишь полный исторический профан».

В американском менталитете нет черты более постоянной и яркой, чем вера в то, что США – глубоко добродетельная страна. Американцы считают себя, по словам Герберта Мелвилла, «особым, избранным народом, Израилем нашего времени». В стране, слишком юной, чтобы смотреть на мир сквозь призму исторических триумфов, настоящих или выдуманных, и слишком разномастной, чтобы сплотиться вокруг одной религии или расы, эта вера стала сущностью американского самосознания, она связала американцев и определила их отношение к миру. Они не первые, кто считал себя любимцем высших сил, но в современном мире они единственные, кто считает навязывание своей политической и экономической систем богоугодным делом.

Это мнение уходит корнями к глубокому убеждению, что американская форма правления, основанная на капитализме и свободном политическом выборе, является, как заявил президент Буш, «правильной для каждого человека в каждом сообществе». Это мнение основывается на вере в то, что западная демократия естественна для всех стран и все ее поддержат, как только США сметут искусственные преграды, возведенные инакомыслящими. Как следствие, подобный подход отрицает то, что на менталитет влияют культура и традиции, что национальное сознание меняется лишь медленно и что даже великие державы не вправе навязывать свои убеждения силой.

Ранние лидеры США это мнение не разделяли. Джордж Вашингтон писал, что для стран, как и для людей, «решающим принципом» является личная заинтересованность и что ни одному государству, особенно США, не стоит «доверять больше, чем того требует интерес». Это вечная истина. Когда США поступают так, как считают нужным, они действуют, как и другие страны, для защиты собственных интересов. Однако американцы не желают слышать или верить в столь эгоистичные мотивы. Лидеры США много поколений назад осознали, что могут с легкостью заручиться поддержкой населения, если представят нравственные причины для захвата зарубежных территорий: великодушие, самоотверженную доброту и благородное желание освободить угнетенные народы. Блага свободы, которые Маккинли хотел подарить кубинцам, пуэрториканцам и филиппинцам, а Уильям Говард Тафт – Центральной Америке, которые другие президенты якобы распространяли в странах от Ирана до Гренады, не изменились – вторжение Джорджа Буша-младшего, настаивал он, должно было принести их и в Ирак.

«Если очевидные истины о наших началах истинны для нас, – заявил Буш вскоре после иракской операции, – то они истинны для всех».

Американцы поколениями с радостью в это верили, в основном потому, что им нравилось воспринимать себя как людей уникально порядочных и желающих исключительно поделиться благами с другими. Более мудрые защитники политики переворотов способны привести и более весомый аргумент. Они признают, что Штаты главным образом ориентируются на собственные интересы, когда принимают решение свергнуть то или иное правительство. В то же время они настаивают, что это решение хорошее, – то, что является благом для США, является благом и для всех остальных. Они считают американскую власть в свой сущности благотворной, ведь политическая и экономическая системы, которые она стремится насадить в других странах, сделают их богаче, свободнее и счастливее – вследствие чего в мире станет спокойнее.

Уже более столетия американцы верят, что для них должны быть доступны зарубежные рынки и ресурсы. Когда им отказывают, они берут желаемое силой, свергая неугодные правительства. Великие державы поступали так с незапамятных времен. Что отличает американцев от жителей былых империй, так это стремление показать, что они действуют из соображения человеколюбия.

Большую часть эпохи переворотов США практически не пытались ввести демократию в тех странах, чьи правительства они свергли. Президенты Маккинли, Теодор Рузвельт и Тафт заявляли о подобном желании, однако на деле были готовы поддержать любую правящую группировку, неважно, насколько гнусную, пока та подчинялась Штатам. Позже, в Иране, Гватемале и Чили, США еще больше опозорились – они свергли лидеров, избранных демократическим путем, и посадили на их места тиранов. Однако во времена Буша-младшего Штаты стали серьезнее относиться к своим заявлениям о демократии. США попытались, пусть и не всегда чистосердечно, направить Афганистан на путь к новой политической системе. В Ираке они еще более рьяно взялись за дело, выделив несметные ресурсы на самый амбициозный проект по формированию чужой государственности в истории Америки.

Эта перемена произошла частично благодаря тому, что повысились ставки. Когда, например, Гондурас или Никарагуа вследствие переворота попали в руки проамериканских диктаторов, пострадали лишь жители этих стран. В какой-то степени, особенно в сферах бизнеса и торговли, США оказывались в выигрыше. Если бы иракский проект администрации Буша потерпел неудачу, целый мир, и главным образом США, оказался бы под страшной угрозой.

Буш и его советники пылко взялись за иракский проект, так как считали, что его успех – то есть свержение тирании Саддама и возникновение мирного, демократического и проамериканского правительства – сулил Штатам огромную выгоду. Эти деятели смели надеяться, что они не просто получат новый стратегический плацдарм на Ближнем Востоке и надежный источник нефти, но и создадут демократический пример для подражания во всем регионе. Цели были столь соблазнительны, что администрация Буша уже не могла здраво оценить возможность этих целей достигнуть.

Американцы верят – возможно, сильнее всех на земле, – что если достаточно хорошо потрудиться, то можно достичь чего угодно. Это действительно так, когда человеку бросает вызов природа, наука или даже другой человек. Повлиять на давно сформировавшуюся культуру – задача куда более сложная и опасная: неудача может повлечь за собой страшные последствия.

Большинство американских операций по свержению режимов в конечном итоге скорее ослабили, чем укрепили безопасность США. Эти проекты породили поколения боевиков, глубоко и яростно ненавидящих Штаты, расширили границы, которые нужно защищать, увеличили количество врагов и глубже втянули страну в хитросплетение международных отношений. А самое главное, эти операции показали врагам США, что, несмотря на сокрушительную мощь, у американского государства есть и уязвимые места.

Энтузиазм Буша, который заставил его закрыть глаза на потенциальную неудачу в Ираке, можно понять, хотя, вероятно, нельзя простить. Удивительно то, что он не желал задумываться об опасности успешного исхода операции. Начиная с самой зари эпохи переворотов, США приходилось сталкиваться с ситуацией, когда зарубежные правительства принимали демократию, однако не становились проамериканскими. Напротив, они зачастую объявляли себя независимыми и в дальнейшем не пускали зарубежный военный контингент на свою территорию, ограничивали права иностранных корпораций и ставили свои государственные интересы превыше всего. В Ираке истинная демократия могла привести к созданию религиозного государства, пропитанного такой ненавистью к США и Израилю, что Саддаму и не снилась. Такой успешный исход таит в себе не меньше опасности, чем провал.