Лали Морошкина - Я, президент и чемпион мира

Нукри стоял возле 51-й школы, рядом с новенькой «семеркой», которую ему купил отец в связи с поступлением в институт. Он нервно покуривал сигарету, на бледном лице не было ни кровинки.

— Что случилось, Нукри, чего это ты нос повесил, бичо (парень. — Л.М.)? Не хочешь поздравить меня с новой школой и началом учебного года? — спросила я, фыркая.

— Да, поздравляю, — сказал он грубо и чмокнул в щечку. — Мишико забрали в армию.

— Что? В армию? Куда? На сколько? — затараторила я и вдруг почувствовала, что с нами происходило что-то очень серьезное и скорее всего плохое.

— Лали, служба в армии в Советском Союзе вообще-то два года, в морском флоте — три. Это так, для информации, — объяснял раздраженный Нукри.

— А что тетя Гиули?

— В Советском Союзе матерей в армию не пускают, — безапелляционно продолжил Нукри.

— Да знаю, хорошо, ведь не дура. Куда его послали?

— На Украину, в Киев.

— А что, нельзя было как-нибудь «соскочить»?

— В Советском Союзе, не пройдя военную подготовку, гражданское лицо не сможет трудоустроиться, и вообще, у него будет «волчий билет» или статус дезертира, — монотонно разъяснял Нукри.

Правда, я не понимала ни одного слова, но наглость и язвительность Нукри не имели границ. Как будто я была виновата в том, что Мишу «забрили» в армию, или это я придумала эту дурацкую воинскую службу!

Чаша терпения наполнилась до краев, и я выпалила:

— Ну и что ты мне язвишь, не пойму. В чем моя вина? Что случилось, мир перевернулся? Или тут кроется другая причина? Наверное, на твоем курсе хорошенькие девушки, и ты с ними кокетничаешь, не так ли? Ты пришел для этого? Ну и говори, пусть тебе хватит мужества! — кричала я.

Нукри внезапно, словно с цепи сорвавшийся, притянул меня к себе и в первый раз в жизни поцеловал в губы. Вы знаете, что значит — впервые в жизни? Это означает в первый раз! В какой-то момент мне показалось, что у меня из-под ног уходит земля. Я чуточку пошатнулась и, если бы не вовремя подставленное плечо Нукри, распласталась бы на асфальте. Звенело в ушах, горло перехватывало, я чувствовала сильное сердцебиение, ну а мысль о том, что все это происходит средь бела дня в самом центре Веры, возвращала меня в горькую реальность. Не хотелось смотреть в сторону школы, я была уверена, что Джонджола такое «зрелище» точно не пропустил бы. Вот мне завтра устроят в классе!

«Хорошо, допустим, два-три дня у меня будет болеть голова, и я пропущу эту проклятую школу, тем более, что обмануть маму не составляет большого труда. Всего-то детские грустные глазки, а остальное «покажут» анализы», — лихорадочно соображала я и прокатывала в голове возможные варианты «болезни».

— Ты с ума сошел? — старалась я отодвинуть Нукри. — Что ты делаешь?

— А вдруг и меня заберут? — промямлил не менее чем я взволнованный Нукри. — Ты знаешь, сколько это — два года? Будешь меня ждать? Кто за тобой будет ухаживать? Кто будет провожать? Как я буду оттуда следить за тобой? Ты же такая балда! Кого-то из наших ребят отправили в Читу, кого-то — в Ленинград, кого-то — в преисподнюю. Что же мне делать, я уже помешался, думая об этом, а ты ничего понимать не желаешь! К тому же этот твой новый одноклассник очень треплет мне нервы!

Правда, когда говорят: самец заранее чувствует появление конкурента. Это что-то инстинктивное, животное и в то же время ужасно азартное. Вот когда мужчина становится настоящим охотником, вот когда чувствует опасность потери принадлежащей ему завоёванной в сражении добычи, вот это и есть крик фермонов. Он и сам погибнет в этой борьбе, но первым выроет могилу противнику. Такова их природа!

Нукри молча вёз меня домой.

— Что планируешь на вечер? — спросил он.

— Одноклассники из «экспериментальной» собираются у Марикуны на цхнетской даче (Цхнети — дачное место вблизи Тбилиси. — Л.М.). Ты ведь подвезешь меня?

— Конечно, только допоздна не задерживайся, ладно?

— А ты что, не зайдешь, там ведь все свои?

— Нет, я должен подняться к тете Гиули, женщина сходит с ума, несколько дней ничего не знает о Мишке.

— Хорошо, я на часок-другой, к тому же мне еще столько учить… — простонала я.

— В первый же день? Это ведь не «эксперименталка»? — засмеялся Нукри.

— Нет, это мелодия Верийского квартала, — напевала я, помахав рукой как всегда ожидавшей меня на балконе маме.

Вечером на даче великих предков Марикуны праздник по случаю 1 сентября входил в кульминационную фазу. Время, проведенное в кругу друзей, всегда незабываемо. Что мы делали? Наверное, то, что 15 — 16-летние подростки должны делать в такое время, — баловались, пели и развлекались, а больше всех в тот день шумели и шутили двое юношей: Ираклий Джибладзе и Ладо Татишвили. Кто бы мог подумать, что это было наше последнее пребывание в таком составе.

Советский Союз с его неповторимым «обаянием», наверное, отличался еще и тем, что содержал своих «постояльцев» в плену ирреальных ценностей и догм. Да, именно бесправных постояльцев! А как еще назвать граждан той страны, где каждый пятый мечтает о побеге на Запад, каждый второй, осуждая царящую в армии «дедовщину», избиения и изнасилования, вынужден отправлять в этот кишащий ад своих 18-летних обласканных в семье продолжателей рода? А потом только Господь ведает, что с ними произойдет. В противном случае — военный трибунал.

Как называть граждан страны, чьи права не превышали прав крестьян феодальных времен? В советской резервации, стране, находящейся в тени великого Ленина, все это красиво упаковывалось стремлением к коммунизму и «забантовывалось» светлым будущим. Несмотря на высокие доходы, так называемые цеховики и дельцы меняли собственные автомобили хотя и каждый год, но на ту же модель и того же цвета. Приобретение новой машины на зарплату рядового гражданина было такой же утопией, как в свое время идеи Сен-Симона и Фурье.

В Советском Союзе все должны были быть равны. Кредитной системы, как известно, не существовало. Вот толстопузые денежные мешки и удовлетворяли свое «эго» перемещением «нажитого непосильным трудом» добра из одной ценной безделушки в другую. Часто так называемый «институт» близких соседей доносил суть информации «куда следует», что, в свою очередь, сулило большие неприятности, а то и конфискацию имущества. Несмотря на внешнюю скромность и «жизнь на зарплату», за порогом квартиры открывалась совершенно иная картина. Хвала фантазии Кавказа!

Сервиз «Мадонна», изделия Фаберже, саксонский фарфор, хрустальные люстры, кузнецовская посуда и обязательно рояль (хотя его владелец до конца жизни не имел представления, настроен ли инструмент). Таковой была определенная провинциальным мышлением необходимость, без которой считалась невозможной и достойная презентация детей в «нужном» кругу, а об устройстве любимого чада в престижный институт или о предоставлении «достойного» места в городе и говорить-то не приходилось.