Борис Тетенбаум - Гений зла Гитлер

Сомнения начались несколько позже, но оказались развеяны.

Сначала это делалось мощнейшей волной пропаганды, но потом оказалось подкреплено целой цепочкой успехов нового режима и в ликвидации безработицы, и в укреплении обороны, и в придании стране некоего импульса национальной гордости.

Достаточно только припомнить удавшийся поход в Рейнскую область, как это становится очевидным. И в результате принятая в НСДАП идея вождизма, идея безоговорочного подчинения воле вождя, который стоит выше критики и выражает собой волю партии, стала сливаться с государственной политикой. A вот теперь фюрер выражал волю нации и – как показал аншлюс с Австрией – добивался на этом пути неслыханных успехов…

Если добавить к уже сказанному еще два весомых фактора – всепроникающую пропаганду и хорошо работающую тайную полицию, то показаться странным может не отсутствие критики планов Гитлера, а то, что они все-таки появились.

В роли критика выступил генерал Людвиг Бек. Он был начальником Генерального штаба армии, и еще в 1937 году его слово имело бы немалый вес. Он был исключительно умным человеком, прекрасным военным специалистом и поначалу от всей души приветствовал «установление твердого порядка» – особенно после подавления СА в 1934 году.

Дальше, однако, у него начались сомнения.

Политика НСДАП и ее лидера Адольфа Гитлера казалась ему непродуманной и авантюрной, он полагал, что рисковать общеевропейской войной против Англии и Франции ни в коем случае нельзя, что у Германии не хватит ресурсов на любую военную кампанию, если она затянется, и его безумно раздражали выскочки, к которым он относил, в частности, Гудериана.

Бек считал его хорошим технарем, но уж никак не стратегом.

В мае 1937 года он отказался разрабатывать так называемый «План Отто», который должен был послужить основой для военного захвата Австрии – генерал Бек считал, что нельзя играть в азартные игры, где ставкой будет судьба Германии.

В 1938-м он, правда, переменил свое мнение, и плановые наброски для движения войск были разработаны им за рекордно короткий срок, но сомнения в мудрости фюрера оставались все столь же глубокими.

На совещании высших офицеров вермахта у Гитлера он не присутствовал, но был информирован о планах Гитлера графом Хоссбахом, адъютантом фюрера. Бек нашел их «преждевременными» и, когда ему предложили разработать операцию по вторжению в Чехословакию, высказался уже более открыто.

Он полагал, что у Германии недостаточно сырья, что ей не хватает оружия, что ее танковые войска организационно не готовы к реальной войне и что предполагать, что Англия и Франция не вмешаются в конфликт, – абсурд.

Начиная с мая 1938 года он буквально бомбардировал Гитлера докладными записками, в которых говорил, что у Франции – превосходная армия, что договор, заключенный в 1937 году между Германией и Японией, в военном смысле совершенно бесполезен, ибо для действенной помощи договаривающиеся стороны слишком далеки друг от друга географически, и что недооценивать Англию очень и очень опасно.

Собственно, Людвиг Бек не оспаривал идею завоевания жизненного пространства в Европе – он только полагал, что действовать тут следует осторожнее, ибо «длительной войны Германия не перенесет» . Свою точку зрения он подкрепил детальнейшими расчетами, которые и представил на рассмотрение фюрера.

Дискуссия со специалистом не входила в число тех методов, которыми Адольф Гитлер приближался к истине, – он предпочитал озарения.

В середине августа 1938 года Людвиг Бек перестал быть начальником Генштаба.

В мемуарах Шпеера есть интересный эпизод: он как раз закончил переделку резиденции Гитлера, встреченную одобрением фюрера, который и показал работу Герингу. Тот немедленно загорелся и захотел нечто подобное и для себя.

Шпеер осмотрел то, что было уже устроено у Геринга, и пришел к выводу, что тому больше нравились анфилады темных комнат с эдаким готическим интерьером, чем большие открытые пространства, предпочитаемые Гитлером. Но когда он заговорил об этом со своим новым клиентом, тот и слушать не захотел – нет-нет-нет, у него «должно быть все, как у фюрера» .

Герман Геринг был в то время могущественнейшим человеком Германии – главой Люфтваффе, хозяином германской экономики, вторым разве только после самого Гитлера – и тем не менее он норовил имитировать вкусы своего фюрера даже в том, как устроить себе жилье.

Власть Гитлера уже стала чем-то сакральным – все споры между вермахтом и СС, между госаппаратом и партийной бюрократией, между различными родами войск, сражавшимися за квоты в распределении человеческих и материальных ресурсов, – все это могло быть разрешено только им, верховным арбитром во всех вопросах. Карьеры делались на исполнении его желаний, он мог вознести в недосягаемые небеса – и он же мог с этих небес и обрушить, и получалось как-то так, что даже такой человек, как Геринг, и то не рисковал высказывать собственное мнение.

Вместо этого он его менял.

Так получилось с устройством резиденции – как мы знаем от Шпеера. И совершенно так же получилось и с «судетским вопросом». Герман Геринг в принципе был согласен с Людвигом Беком, но поскольку фюрер думал иначе, Геринг свое мнение поменял и согласился с фюрером.

Похожую позицию заняли и генералы. Бек, подавая в отставку, надеялся вызвать на это и других. В доброй старой Пруссии офицеры на высоких постах по долгу службы были обязаны высказывать свое профессиональное мнение даже под угрозой увольнения, и предложенная массовая отставка в принципе могла оказать влияние даже на прусских королей.

Но в 1938 году примеру генерала Бека никто не последовал.

Началась подготовка к вторжению в Чехословакию, вне зависимости от возможной реакции держав на западных границах Рейха. Это был очень серьезный шаг. Вплоть до 1938 года Гитлер действовал в рамках широкого национального консенсуса – против установок Версальского договора выступала буквально вся страна.

Аншлюс ставил на карту многое, но не все. Германия, в конце концов, просто пыталась осуществить для немецкого народа тот самый принцип национального самоопределения, которым воспользовались прочие народы Австро-Венгрии. И никакого сопротивления в принципе не ожидалось.

Но сейчас, к августу 1938 года, все было иначе – предстояло выступить против суверенной страны, имеющей оборонные соглашения и с СССР, и с Францией. Применение силы означало бы войну, что совершенно определенно было «шагом в неизвестность» . И Людвиг Бек, и Герман Геринг нервничали не зря, случиться могло что угодно.