Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

После выхода из партии Ельцин отнюдь не лишился привилегий: к тому времени он уже был главой российского парламента, получал хорошую зарплату, имел просторный кабинет и служебный лимузин с водителем. Собственно, он был не первым аппаратчиком, занявшим должность в одном из новых демократических институтов. Его предшественниками стали партийные функционеры из республик Закавказья и Прибалтики, де-факто выступившие против центра еще до лета 1990 года.

Первые шаги по демократизации, предпринятые Горбачевым и его союзниками, почти не сказались на общественной поддержке усилий по преобразованию СССР. Зато они дали советским народам возможность заявить о себе и поставить под угрозу целостность Союза, в который те были втянуты без их согласия. Горбачев, как и его сторонники в СССР и за рубежом, считал, что национальный вопрос в Советском Союзе решен. В отличие от правителей Британской, Французской, а также (самый свежий пример) Португальский империи, советским лидерам поразительно долго удавалось сохранять контроль над нетитульными нациями, сберегая империю. В конце 80-х годов это осталось в прошлом.

Столкновения на национальной почве (все началось в 1988 году с конфликта между азербайджанцами и армянами в Нагорном Карабахе – армянском анклаве в Азербайджане) явились полнейшей неожиданностью для тех, кто верил в успех советского эксперимента. Осенью 1988 года в демонстрациях (в основном в республиках Прибалтики и Закавказья) ежемесячно принимало участие около двух миллионов человек. Пытаясь остановить межэтнические столкновения и восстановить порядок, центр нередко прибегал к силе. Главная угроза Советскому Союзу исходила не от Кавказа, а от Прибалтики, оккупированной в 1940 году и реинтегрированной в состав империи после Второй мировой войны. Двадцать третьего августа 1989 года активисты выступающих за независимость прибалтийских организаций продемонстрировали свою силу, устроив Балтийский путь – живую цепь, которая протянулась от Таллина (Эстония) через Ригу (Латвия) до Вильнюса (Литва). Акция была приурочена к пятидесятилетию заключения пакта Молотова – Риббентропа, послужившего основанием для советской аннексии, законность которой Соединенные Штаты никогда официально не признавали.

В конце 1989 года Коммунистическая партия Литвы объявила о неподчинении ЦК КПСС. Власть теряла не только партия: государство, которому служили Горбачев и его коллеги, приходило в упадок. Манифестации, в том году особенно масштабные в прибалтийских и закавказских республиках, вызвало главным образом то, что к Конституции СССР предлагались поправки, дававшие Верховному Совету право отменять республиканские законы, если те противоречили законодательству СССР, а также в одностороннем порядке решать вопросы выхода республик из СССР. В марте 1990 года только что сформированный парламент Литвы объявил о независимости республики. К лету 1990 года большинство советских республик, включая возглавляемую Ельциным Россию, объявили о своем суверенитете, что означало: республиканские законы выше советских. Внешние контуры империи, задрапированной под добровольное объединение, еще сохранялись, но перед испуганными правителями в Москве уже вставал призрак ее распада 12.

Консолидация россиян началась в 1989 году, и не в РСФСР, а за ее пределами, как реакция на подъем национализма в Прибалтике, Молдавии, других республиках Советского Союза, где русские не составляли большинства. Вскоре она неожиданным образом охватила и Россию. Российские либералы, опиравшиеся главным образом на Москву и Ленинград, начали склоняться к политическому союзу с прибалтийскими республиками, к тому времени объявившими о суверенитете. Лидеры российского демократического движения разделяли либерально-экономические взгляды прибалтийских коллег и теперь решили перенять их политическую стратегию. Весной 1990 года, в ходе избирательной кампании за место в российском парламенте, Ельцин принял идею российского суверенитета, которая в сложившихся обстоятельствах сулила республикам рост политической и экономической власти. Это был блестящий ход, и он способствовал росту популярности Ельцина не только в среде московской и ленинградской интеллигенции.

До перестройки не многие россияне (Ельцин не был исключением) отождествляли себя с РСФСР, крупнейшей из советских республик, у которой, тем не менее, не было своей коммунистической партии и Академии наук. Зачем, если КПСС и Академия наук СССР и так базировались в Москве, руководили ими русские и все те же русские составляли костяк персонала? В интервью в конце 1990 года Ельцин признавался: “Я считал себя гражданином страны [СССР], а не России. Ну, еще я считал себя патриотом Свердловска, поскольку там работал. Но понятие России было для меня настолько относительным, что за время работы первым секретарем Свердловского обкома партии по большинству вопросов я обращался не в российские отделы. Сначала я обращался в ЦК КПСС, а после этого – в союзное правительство” 13.

К тому времени Ельцин не был единственным политиком, который разыгрывал российскую карту. Не менее успешно занимались этим консерваторы, сплотившиеся вокруг идеи создания в РСФСР собственной коммунистической партии. Эта идея получила развитие в первые месяцы 1990 года, как ответ на формирование в конце 1989 года в рамках КПСС Демократической платформы во главе с Ельциным и другими сторонниками радикальных реформ. Члены Политбюро не знали, как им реагировать. Горбачев метался. “Если будет РКП [Российская коммунистическая партия], – объяснял он коллегам на заседании Политбюро з мая 1990 года, – то она будет давить больше на компартии других республик, и те скажут: а зачем нам вообще КПСС?!” А несколько минут спустя он отчитал секретаря ЦК, который высказался против создания Российской коммунистической партии: “Если мы откажем (в отношении РКП), русские скажут: мы их (инородцев!) собирали тысячу лет. А теперь они нас учат, как жить! Да катитесь вы все от России подальше!”

Горбачев был против российской парторганизации, так как это могло усилить шовинистические тенденции в России и национализм в других республиках; кроме того, она могла превратиться в платформу консервативной оппозиции его реформам. Но и ответить отказом он не мог. Николай Рыжков, глава правительства, отметил на том же заседании Политбюро: “Если мы пойдем против создания РКП, наше место в ней займут ‘ельцины’”. Чем бы ни закончилась история с новой компартией, Горбачев не хотел терять власть. И он предложил решить этот вопрос на XXVIII съезде, который должен был состояться в июне 1990 года. В том же месяце появилась Коммунистическая партия РСФСР. Как и опасались, она стала оплотом ультраконсервативной анти-горбачевской оппозиции внутри КПСС 14.