Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

Пока самолет летел из Москвы в Киев, радио передало третье обращение. Лидер “Руха” призвал киевлян собраться у парламента для защиты самостоятельности страны. К стенам Верховного Совета пришло еще больше людей, чем 24 августа. Щербак был поражен, увидев, сколько людей собралось, чтобы поддержать только что объявленную независимость 15.

Неизвестно, что ожидали увидеть Александр Руцкой и другие члены делегации, но их ожидания не оправдались. Сергей Станкевич вспоминал: “В Киеве нас полдня не выпускали из самолета, допрашивая, с какой целью мы прилетели в независимое государство”. Руцкой в ответ ссылался на славянскую солидарность и говорил, что целью визита является выработка программы российско-украинских отношений в свете провозглашения Украиной независимости.

Только после этого делегатам разрешили ехать в парламент. Вместо членов Президиума, состоявшего из бывших коммунистов, их встретили депутаты от оппозиции. Напротив Собчака и Станкевича за столом переговоров сидели их старые союзники из демократического лагеря. Они пытались убедить партнеров из Москвы в том, что произошедшее не имеет ничего общего с попыткой сохранить власть компартии. Станкевич, в свою очередь, заверил принимающую сторону в отсутствии желания выдвигать территориальные претензии или ставить под сомнение самостоятельность Украины. Лед тронулся 16.

После этого представители России и СССР встретились с украинским руководством во главе с Кравчуком. Переговоры затянулись до глубокой ночи. Время от времени их участники выходили к собравшимся у парламента людям, чтобы успокоить их. Попытка Собчака самому выступить перед собравшимися провалилась: в ответ на его слова “Для нас важно оставаться вместе” прозвучало: “Нет!”, “Позор!” и “Украина без Москвы!”

Результаты переговоров, озвученные на ночной пресс-конференции Кравчука и Руцкого, были выгодны для украинского руководства. Два государства договорились сформировать совместные органы для управления в переходный период и выработки экономических соглашений. Украинцы были довольны, россияне – нет. По словам Станкевича, “разговор был тяжелый, объединяющей формулы мы не нашли”. Для Союза это были плохие новости. Оказалось, что даже достигнутое соглашение временно: официальный Киев искал пути “цивилизованного развода” 17.

Результаты ночных переговоров разочаровали Станкевича, однако воодушевили Назарбаева. Последний был недоволен приобретением Россией контроля над союзными органами власти и стремился подчинить себе дислоцированные в Казахстане армейские соединения. В тот же день он направил Ельцину телеграмму с просьбой прислать в республику делегацию под руководством Руцкого: “В связи с тем, что в печати до настоящего времени не прозвучал четко выраженный отказ России от территориальных притязаний к сопредельным республикам, в Казахстане начинает набирать силу общественный протест с непредсказуемыми последствиями. Это может вынудить республику принять аналогичные с Украиной меры. Особая опасность заключается в том, что Казахстан является ядерной республикой”. Угроза второй республики, владеющей ядерным оружием, последовать украинскому примеру и провозгласить независимость, сработала. Сразу после возвращения в Москву Руцкой, Станкевич и Собчак вылетели на восток. В Алма-Ате они подписали декларацию, содержание которой дублировало киевские заявления. На совместной с Назарбаевым пресс-конференции Руцкой сообщил, что Россия и Казахстан не имеют друг к другу территориальных претензий 18.

Представители РСФСР, посетившие Киев и Алма-Ату, поспешили дистанцироваться от заявления Вощанова, охарактеризовав его как акт самодеятельности. Политически неопытный пресс-секретарь оказался совершенно не готов к такому повороту: “Никогда не забуду это странное ощущение – включаю телевизор и слышу, как выступающие перед митингующими киевлянами Руцкой и Станкевич на чем свет стоит клянут ‘зарвавшегося пресс-секретаря, который, можете не сомневаться, свое получит’. С трудом дождался возвращения Руцкого в Москву. Иду к нему в кабинет: ‘Саша, что ж вы из меня козла отпущения-то делаете!’ Вице-президент ставит на стол бутылку: ‘Эх, Пашка, сынок, что ж делать-то?! Такая у нас с тобой работа вредная!”’

Забыть о неудачной политической инициативе постарались не только Руцкой и Станкевич, но и одобривший ее накануне Ельцин. Вощанов вспоминал: “Мне позвонил из Латвии Борис Николаевич. Так грозно он не говорил со мной за все годы нашего знакомства и сотрудничества. ‘Вы допустили серьезнейшую ошибку!’ […] Потом оказалось, что, сделав заявление, я должен был сидеть молча, будто воды в рот набрал, и ни при каких условиях не называть спорные территории” 19.

Всего через два дня после того, как новое российское руководство установило контроль над союзным центром, принудив Горбачева к повиновению, лидеры РСФСР столкнулись с серьезными затруднениями. Кравчук и Назарбаев дали понять, что отказываются от своей роли в союзной иерархии. Стало ясно, что союзные республики – далеко не пешки в противостоянии российского президента и советского руководства. У каждой фигуры были свои интересы. Совокупные силы их были слишком значительны для того, чтобы две главные стороны конфликта могли удержать их под контролем. Единое прежде российское руководство раскололось. Некоторые члены окружения Ельцина хотели вести переговоры с республиками от имени центра. Другие предлагали сделать ставку на мезальянс Ельцина и Горбачева. Третьи считали бессмысленным бороться за союз, из которого вышли Украина и Белоруссия и в котором остались недемократические среднеазиатские республики. Кроме того, часть не входивших в ближайшее окружение Ельцина политиков поддерживала распад империи. Эти деятели призывали к роспуску СССР независимо от последствий этого шага 20.

Неудачная попытка давления РСФСР на решительно настроенных республиканских лидеров и замешательство сторонников Ельцина совпали с периодом упадка сил российского президента. Такое с Ельциным случалось после напряженной работы. Непосредственно перед началом “пограничного” кризиса он предупредил помощников о намерении взять двухнедельный отпуск. Александр Коржаков писал: “После путча и кадровых перестановок Борис Николаевич захотел отдохнуть”. Двадцать девятого августа он присутствовал на церемонии открытия посольства РСФСР в Риге. Журналисты удивлялись, что российский лидер уехал из Москвы в разгар кризиса. Оказалось, Ельцин решил провести отпуск неподалеку от Юрмалы. Это был последний отпуск президента России на балтийском побережье, теперь за рубежом.