Вали Наср - Необязательная страна

Мы могли бы лучшим образом решить наши дела с Пакистаном. Нам не следовало разрывать отношений и ставить под угрозу стабильность Пакистана. Такой ход событий не привел нас никуда более, кроме как к благоразумному курсу на вовлечение, – на деле же мы добились намного меньшего. Нам не удалось достичь там наших прямых целей в плане безопасности, мы поставили под угрозу наши долгосрочные стратегические интересы. Пакистан – пример провала американской политики, провала, причина которого сидит в том, что президент перепоручил Пентагону и службам разведки заниматься внешней политикой.

Рассматривая попытки администрации президента Линдона Б. Джонсона «американизировать» вьетнамскую войну путем использования воздушной мощи против северных вьетнамцев, советник по национальной безопасности Джонсона Макджордж Банди так размышлял о том, что удивило его больше всего в этой войне. Выносливость противника – пришел он к такому заключению. Его вера в убедительную силу принуждения не позволила ему увидеть вероятность противостояния северных вьетнамцев всей мощи американской военной машины. Слабое воображение, широко распространенное в команде Джонсона, стало единственной причиной последовавшей катастрофы 75. Дорога к внешнеполитическим катастрофам проходит через ложные представления, которые, даже будучи достаточно часто повторенными в ходе внутриполитических дебатов в узком кругу в Америке, не приобретают качеств самоочевидной истины.

Самой страшной его ошибкой, как думал Банди много позже вылета последнего вертолета из Сайгона, было то, что он ни разу не задался вопросом, от чего северные вьетнамцы абсолютно никогда не захотят отказаться, и не смог «проверить, что можно было бы сделать, чтобы стойко перенести трудности без наращивания присутствия» 76. Война в конечном счете оказалась не лучшим вариантом, а отказ от изучения иных возможных вариантов продемонстрировал слабость Америки.

Десятилетия спустя после Вьетнама администрация Джорджа У. Буша-младшего повторила эти ошибки в Ираке. Там тоже имел место набор ложных предположений. Просчеты разведки и непомерно раздутые утверждения относительно возможностей ядерного и химического оружия Ирака привели нас к ненужной и дорогостоящей войне. В Ираке мы обнаружили, что сделали из мухи слона и оказались заложниками страшных образов, которые мы сами себе нарисовали. Такого рода внешняя политика, основанная на создании страшилок, оказала нам плохую услугу – мы еще долго будем подсчитывать расходы на иракскую войну.

В 2009 году рассуждения Макджорджа Банди были популярным чтением в Белом доме. Все, включая президента Обаму, казалось, изучали эту поучительную историю во избежание подобной катастрофы в Афганистане 77. Но предупреждение Банди относилось в той же степени и к неясности еще одного конфликта, конфликта с еще одним источником американских страхов – Ираном. Этот фактор явно оказался вне поля зрения администрации.

Подход Америки к ядерной проблеме Ирана за последнее десятилетие повторил в деталях все то, что привело нас к двум недавним злополучным войнам. Преувеличенные описания угрозы, ложные предположения и преднамеренная узость приводимых доводов рикошетом отражались во внешнеполитической говорильне.

Принято как должное, что ядерная программа Ирана – это проблема для национальной и глобальной безопасности, особенно с учетом сравнительно развитой системы доставки ракет этой страны. Отсюда происходит реальная угроза Израилю и неприемлемый механизм для смены стратегической игры, который может дестабилизировать ситуацию на Ближнем Востоке, поскольку непременно произойдет передача ядерных материалов в руки террористов. Или Иран возглавит региональную гонку ядерных вооружений, а в более широком плане – подвергнет угрозе и мир во всем мире, подхлестнув ядерное распространение. Короче говоря, иранское ядерное оружие – это красная черта, которую не следует переходить. Америка «не поддержит» получение Ираном ядерного оружия, как сказал президент Обама, утверждая, что американская политика давления и принуждения обеспечит, чтобы такое не случилось 78. Стремление сломить волю Ирана стало ключевым испытанием мощи и эффективности США, как в умах американцев, так и в умах друзей и врагов Америки в одинаковой степени. Такой подход имел, однако, огромный побочный риск, поскольку он привязывал Америку к тропе нарастающего давления, сопровождаемого военными угрозами, реализация которых с самого начала была невыполнимой миссией.

Те, кто считал, что ядерная угроза со стороны Ирана, возможно, не так страшна, как ее представляют, или те, кто полагал, что Иран можно отговорить от ядерной программы, расценивались как «голуби» времен 1965 года. Это были те, кто «работал над слабыми аргументами, основанными на «фантастичных обнадеживающих» ожиданиях того, что существует дипломатическое урегулирование, к которому можно прийти путем переговоров, завершив таким образом войну во Вьетнаме и добившись великого компромисса с коммунистическими властями» 79. Как сказал мне один старый опытный дипломат, «все это битье в грудь по поводу Ирана» напоминает Вьетнам. «Есть только одна аргументация; любой, предлагающий что-либо иное, отвергается как «безответственный человек».

Однако в отличие от Джонсона Обама не жаждал войны. По сути, он пришел к выводу, что иранская проблема может быть решена без применения военных действий. Когда в Вашингтоне весной 2012 года возникли разговоры о войне, Обама высказал свое несогласие, бросив вызов своим критикам в Республиканской партии и разъяснив американскому народу, что стране не нужна война в данное время. Это был смелый и толковый прием 80.

И тем не менее собственные предположения Обамы относительно урегулирования кризиса, которые включали все виды давления, за исключением войны, страдали изъяном с самого начала. Его администрация подпала под влияние преувеличенных страхов Израиля и арабских стран и преувеличенное предположение поддержки арабами американских действий против Ирана. Он не вел активной дипломатии и предпочитал опираться только на давление, тем самым неизбежно заведя Америку вновь туда же, где она находилась в 1965 году, – на скользкий путь скатывания к войне. Оставался только один альтернативный выход – признать ядерный Иран и принять стратегию его сдерживания для ее урегулирования, чего Обама обещал никогда не делать. На протяжении всего срока его пребывания на посту президента позиция Обамы по Ирану постепенно сдвигалась вправо, его допущения и стратегия едва отличаются от тех, которыми руководствовался Белый дом при Буше. К 2012 году Обама был вынужден убегать от огромного валуна, который он сам стал скатывать с горы, стараясь спасти американскую внешнюю политику от тропы конфронтации, на которую он же ее и направил.