Анатолий Букреев - Эверест. Смертельное восхождение

Мы шли одной группой. Не знаю точно, сколько времени это длилось, но думаю, что довольно долго. Кто-то вырывался вперед, кто-то падал сзади, но все же мы изо всех сил старались держаться вместе. Я отчетливо понимал, что если кто-нибудь решит идти к лагерю сам или просто отстанет, то он почти наверняка погибнет. Шансы найти лагерь в одиночку были ничтожны. Скорее всего, во время наших блужданий мы незаметно для себя свернули и вышли на тибетскую сторону Южной седловины. Возможно, я уже тогда это понял, но кислород в моем баллоне давно уже кончился, и обдумать происходящее у меня не получалось. Я мучительно пытался осознать то, что удавалось увидеть, сориентироваться по направлению ветра или чему-нибудь еще. У меня было чувство, что я оказался внутри бутылки с кефиром, которую все время взбалтывали. Я спрашивал окружающих, откуда дует ветер. Он дул отовсюду, со скоростью метров двадцать в секунду с порывами до сорока метров, не меньше. Словом, этим ветром нас все время сбивало с ног. К концу наших блужданий – а может, и не к концу, примерно час спустя – участники сильно замерзли, лица у всех обледенели. Кажется, у кого-то погас фонарь… Мы очутились на очень сложном участке льда со скальными выходами. Впереди был небольшой пологий подъем. Я поднялся по нему и посмотрел вниз. Не могу точно сказать, увидел ли я там что-нибудь или просто почувствовал. Зато я отлично понял, что нам туда идти нельзя. Там было очень опасно. Таких мест поблизости от обычного маршрута быть не должно. С помощью Тима и Клева я принялся убеждать остальных, что нам совершенно необходимо держаться вместе. Что я только ни делал, чтобы заставить их всех остановиться и переждать: я и упрашивал, и кричал, и даже рычал на них. Я считал, что погода могла наладиться, ведь в прошлую ночь тоже был очень сильный ветер, но к десяти часам, времени нашего выхода, он полностью стих. Моим главным доводом было то, что если небо хоть на миг прояснится, мы сможем увидеть звезды или вершины и сориентироваться по ним. Тогда станет ясно, куда нужно идти. А сейчас я не понимал даже, что это за обрыв – стена Кангшунг, стена Лхоцзе или что-то еще. Итак, мы остановились и сбились в кружок, повернувшись спинами к ветру. Одни уселись на свои рюкзаки, другие примостились на коленях у первых. Мы постоянно окликали друг друга, хлопали по спинам. Каждый следил за своим соседом, чтобы тот не заснул. Это был наш общий подвиг. Каждый не только стремился выжить сам, но и проверял, не задремал и не замерз ли его товарищ. Не знаю, сколько мы так просидели. Видимо, не очень долго, потому что, едва мы остановились, я начал замерзать. Мы проверяли пальцы друг у друга [194], проверяли наличие сознания. Мы старались все время находиться в движении. Задача была не из легких: глаза слипались сами собой, но мы понимали, что, раз заснув, мы уже никогда не проснемся. Иногда я ощущал, как по всему телу разливалась волна тепла. Что это было, гипотермия или гипоксия – кто его разберет. Думаю, и то, и другое. Помню только, как тяжело было перекрикивать ветер; помню, как все мы кричали, переминались с ноги на ногу, без конца хлопали друг друга, чтобы согреться и остаться в живых. Я все время смотрел на часы, надеясь, что непогода скоро кончится.

Ветер так и не стих, зато несколько раз переставал идти снег. В один из таких моментов я поднял голову и с трудом различил на небе несколько звезд. У меня появилась надежда. Помню, что вместе с Тимом и Клевом мы стали обсуждать, чем бы нам это могло помочь. Мы пытались осознать, что нам делать, если удастся разглядеть звезды или силуэты гор. Когда небо вновь прояснилось, я крикнул, что вижу Большую Медведицу и Полярную Звезду. «А вот и Эверест», – сказал Тим, а может, и Клев. Я посмотрел туда с недоумением. Я даже не мог понять, Эверест это или Лхоцзе. Клев взял инициативу в свои руки, он был совершенно уверен в своей правоте. У него не было ни малейших сомнений в том, где находится четвертый лагерь. Он это вычислил. И мы приняли решение. Деталей не помню; все вышло само собой, никто не возражал. Теперь нам нужно было поставить всех участников на ноги. Насколько я помню, японка все еще висела у меня на руке. Мне было тяжело передвигаться и даже смотреть по сторонам. Я, как и все, кто был в состоянии встать самостоятельно, пытался помочь остальным. Единственной, кого я тогда опознал, была Сэнди; на ней была пуховка яркого цвета Все прочие были для меня как тени: я различал их очертания, слышал голоса, но не узнавал их. Когда все наконец поднялись, мы отправились в путь. Был включен один налобный фонарь, не помню чей, кого-то из шедших в голове группы. Я старался идти, таща за собой японку и еще кого-то, кто вцепился в мою правую руку. Даже не знаю, кто это был. Я все время спрашивал Клева: «Точно туда? Ты уверен?» У него не было никаких сомнений. Казалось, Клев совершенно четко понимал, где какая гора и как именно нам надо идти. А шли мы в сторону, прямо противоположную той, куда мы двигались до этого. Мы стали подниматься вверх, и тут я тоже понял, что мы идем правильно. Вскоре группе пришлось разделиться. Кто-то еще мог идти, а кому-то это было уже не под силу. Перед нами встал выбор: остаться здесь или же сделать рывок в надежде пробиться к лагерю. Не знаю, по крайней мере, так мне тогда казалось.

Клев:Это снова я. Давай вернемся к моменту, когда наша «стая» разделилась. Пока все еще были вместе, мы с Нилом и Тимом обсуждали наше положение. Все было, как ты только что рассказывал. Мы поставили всех на ноги – с тем, чтобы идти дальше. Надо было двигаться в нужном направлении. Некоторые участники, как правильно сказал Нил, не могли встать самостоятельно. Мы помогли им размять ноги, чтобы они поднялись с земли. С нами в «стае» еще были Бек Уитерз и Майк Грум, по-моему, мы их забыли упомянуть.

Мужской голос [неопознан]: И двое шерпов.

Клев:Двое шерпов? Кто именно?

Сэнди:Таши и Нгаванг Дорже. Через две секунды пленка закончится.

Сэнди:Это пленка номер четыре, разбор восхождения на Эверест. Запись сделана 15-го мая 1996-го года.

Клев:Я перебиваю Нила, чтобы уточнить, что было, когда наша «стая» разделилась. Мы встали сами и помогли размять ноги тем, кто не мог подняться. Стало ясно, что Шарлотта, Сэнди и эта японка были не в состоянии передвигаться. У них еще получалось стоять, но для ходьбы их нужно было поддерживать. Поэтому мы стали им помогать; они опирались на наши руки. Помню, что сначала я повел и японку, и Шарлотту, но долго идти так было невозможно. Я все время оказывался на коленях, ставя на ноги то одну, то другую. Потом… Жаль, что нет Тима [195].

Нил:Остановись здесь.

Сэнди:Остановись.

[ПРОПУСК В ЗАПИСИ]