Андрей Шарый - Дунай: река империй

Путаницу вокруг истоков в рассказе “Биография Дуная” высмеял югославский писатель Милорад Павич: “Существуют два Дуная, два ребенка Шварцвальда, причем внебрачный ублюдок ничуть не хуже другого, признанного по закону. Этого первого, незаконного, ребенка Шварцвальда бросили в горах, где он живет как дикарь, предоставленный природе. Второго, законного, усыновил один немецкий граф. Или, точнее сказать, украл его в ближайшем лесу, отвел в свои владения, выкупал, привел в порядок и построил ему перед своим дворцом круглую колыбельку из камня, в которую бросают монетки, чтобы одарить дитя”. Этот граф, уверяет охальник Павич, и сейчас живет в Донауэшингене, только он теперь занят производством пива: “Человек, укравший Дунай, не пьет воду!”

По мере того как полнится река, ее художественные образы взрослеют, мужают, стареют. Это одна из парадигм речной философии. Свободное течение воды подобно току жизни: маршрут непредсказуем, но конечный пункт, исход определен. Ведь сколь ни широка, сколь ни своевольна река, она обречена на то, чтобы раствориться в море или исчезнуть в песках. Судьба, которую водам Брег и Бригах уготовил Дунай, им самим неведома; точно так же юный лирик Иоганнес Бехер, сочиняя прочувственный стих о родной природе, не мог и представить себе, что в будущем напишет государственный гимн Германской Демократической Республики.

Скульптор Ян Иржи (Иоганн Георг) Шаубергер, создатель фонтана Цезаря на Верхней площади чешского города Оломоуц (1725), увидел Дунай в облике солидного бородатого мужчины, скрепляющего ладони с другим таким же мужчиной (рекой Моравой) под конной статуей римского августа. Когда через полтора столетия император Австрии и король Венгрии Франц Иосиф решил подарить своей столице монументальную мраморную композицию, он также остановился на речной теме. Иоганн Мейкснер вытесал мускулистого Дуная из глыбы каррарского мрамора. Речной бог получился у Мейкснера не столько водным, сколько – судя по нежности, с которой он обнимает зрелую красавицу Виндобону (аллегория Вены), – земным. У ног этой пары примостился мраморный ребеночек, а по сторонам композиции (в так называемой рампе Альбрехта, это цокольная часть дворца-музея Альбертина) выстроились девушки – притоки Дуная (некоторые с веслами в руках), пылкостью которых их повелителю, возможно, еще только предстоит насладиться. Венгр Лео Фезлер в 1880-е годы выполнил фонтан Danubius на будапештской площади Кальвина (впоследствии перенесенный на площадь Эржебет) в соответствии с античной традицией: его Дунай – значительный бородатый Нептун с трезубцем в руках, а другие главные мадьярские реки – бесспорные наяды.

Наконец, упомяну о каноне эпохи барокко, знаменитой скульптуре Дуная, установленной не на его берегу, а неподалеку от берега Тибра. Речь идет о работе Джованни Лоренцо Бернини “Фонтан Четырех рек” на пьяцца Навона в Риме. В 1644 году Бернини – как утверждает его биограф, из-за происков недругов – не был допущен к конкурсу на проект памятника папской славе, который обрамлял бы тридцатиметровый египетский обелиск. Однако покровитель скульптора князь Никколо Людовизи, будучи женатым на племяннице Иннокентия X, умудрился выставить макет фонтана Бернини в покоях святого отца. Тот, пораженный совершенством замысла скульптора, отменил конкурс, и Бернини получил выгодный заказ. А замысел заключался в том, чтобы воплотить идею могущества Ватикана в изображениях главных известных к той поре христианскому миру рек четырех частей света. Европу на этом смотре представил Дунай, его партнерами назначены Нил, Ганг и Ла-Плата. Атлетически сложенному из мрамора Дунаю, как географически самой близкой к Ватикану реке, Бернини доверил придерживать не весло или иной простой водный знак, а эмблему высшей власти, герб понтифика – щит с изображением голубки с оливковой ветвью в клюве, символа папской семьи Памфили.

Никто и не думает подвергать сомнению неземное происхождение рек (“Все реки – дети неба”, – сказал поэт). Первым из известных потусторонних покровителей Дуная считается богиня Дану (Донау). Кельты почитали это божество как мать сущего, хранительницу источника жизни – священных “вод небес” и супругу бога Биле, который перевозит души умерших в иной мир по загробным потокам. На Траяновой колонне в Риме, воздвигнутой архитектором Аполлодором в честь победы войск империи над племенами даков, изображен бог Данубий. Бог наблюдает за тем, как легионеры форсируют Дунай по понтонному мосту. Данубий стал первым речным небожителем, изображение которого в качестве главного мотива появилось на реверсе монеты. Речь идет о денарии (вроде серебряного гривенника) начала II столетия – времени правления того же императора Траяна.

На каждый из без малого трех тысяч дунайских километров приходится примерно по три года более или менее детально изученной истории человечества, если не обращать внимания на то долгое и темное прошлое цивилизации, когда люди были еще не в полной мере людьми. Каким именем, интересно, они именовали мощную темную реку, которая текла неизвестно откуда и неведомо куда, что думали о ней? Может быть, они думали, что эта река появилась из растрепанной шевелюры какого-нибудь божества, подобно поклонникам индуизма, считавшим, что Ганг проистекает из спутанных волос бога Шивы? В народных легендах, напоминает французский философ Гастон Башляр в работе “Вода и грезы”, неисчислимы реки, проистекающие из мочеиспускания какого-нибудь великана: “Гаргантюа тоже, гуляя, ненароком затопил целую французскую деревню… Капли могущественной воды достаточно и для того, чтобы сотворить мир, и для того, чтобы растворить ночь”.

Но откуда же на самом деле, если не от Бога праведного, взялся Дунай? Шестьдесят пять или шестьдесят шесть миллионов лет назад отколовшиеся от древнего континента Гондвана материки столкнулись с другим древним сверхконтинентом, Лавразией. В результате образовался широкий горный пояс от нынешних Пиренеев до нынешних Альп, а древний океан Тетис разделился на несколько водоемов относительно небольшой глубины. Реликтом Тетиса считают одну из его бывших впадин, Черное море. На месте нынешней Среднедунайской низменности около десяти миллионов лет назад располагалось мелкое Паннонское море, соединенное с теперешним Средиземным. Паннонские воды высохли или утекли шестьсот тысяч лет назад. Острова превратились в холмы, дно морское стало равниной. С той поры по большому палеографическому счету на этих просторах ничего особенного не происходило. Примерно с той поры из Черного леса к Черному морю и течет Дунай.

Первое из дошедших до нас описаний Дуная оставил в середине V столетия до Христова Рождества греческий историк Геродот. Он посвятил этой реке пять абзацев четвертой книги “Истории”, названной именем музы трагедии Мельпомены. Дунай, “река с пятью устьями”, помещен на западе представляющей собой “богатую травой и хорошо орошаемую равнину” страны скифов. “Истр – самая большая из известных нам рек, – делится наблюдениями Геродот, – зимой и летом она одинаковой величины. Это первая река Скифии на западе; она становится самой большой, и вот почему: в Истр впадают и другие реки, отчего он становится многоводным… Истр пересекает всю Европу и впадает в море на окраине Скифии”. Геродот в целом правильно описал низовья Дуная и перечислил чертову дюжину его притоков, но о среднем и верхнем течении реки древние греки имели смутное представление и на картах помещали истоки Истра то на склонах Альп, то в Пиренеях, то в стране гипербореев. Выше порожистого ущелья, ныне известного как Железные Ворота, греческие суда подняться не смогли.