Ярослав Шимов - Австро-Венгрия: судьба империи

Политические и социальные перемены далеко не всегда становились в Праге поводом для изменения жизненного распорядка. Пражане пили по утрам кофе даже при социализме, даже если с кофе были перебои и его заменял отвар из цикория. Кофе и кафе в Богемии появились на несколько десятилетий позже, чем в столичной Вене, – в 1711 году, в доме “У трех форелей” на Малой Стране (как раз в том году Прагу постигла последняя в истории города эпидемия чумы). С той далекой поры жизнь обитателя Праги без утреннего кофе невозможна. А эталонная чешская мера длины тоже неизменна на все времена – “метр пива”, 11 пол-литровых пивных кружек и стаканчик местного рома, выстроенные в ряд. Мы проверяли: диаметр донышек в сумме составляет ровно 100 сантиметров.

Пражская культура времяпровождения в кафе, пивных, трактирах (по-чешски – hospoda ) складывалась параллельно с формированием нового общественного класса – патриотически настроенной городской буржуазии. По моде Парижа и Лондона в двадцатые годы XIX века в Праге возникли домашние литературные салоны, где считалось хорошим тоном говорить по-чешски (“Народный язык так же быстро входил в моду, как народные платья у дам”). К концу века – наряду с появившимися в 1850-е годы общественными клубами – салоны стали оплотом новой народной традиции. Здесь развивался тот зрелый язык, на котором свободно беседовали о живописи, скульптуре, литературе, театре, политике, философии, науке; здесь подданные пестрой империи искали поводы и доводы для национального самоутверждения. Вот как описывает салонную форму общения современный чешский историк Роберт Сак: “К атрибутам идеального салона отнесу следующие: хорошо меблированная просторная комната; некоторый уровень благосостояния хозяев, позволяющий хотя бы скромное угощение; привлекательная и остроумная хозяйка, которая с тактом, шуткой и грацией руководит собранием; более-менее постоянный круг приглашаемых; регулярность собраний, но прежде всего наличие некой высшей цели, к которой общество приближается посредством этих встреч”. Состоятельные консервативные горожане собирались у семьи Виллани; радикально настроенная молодежь – в доме семьи Турн-Таксис (здесь даже танцевали мазурку и пели народные песни). В квартире адвоката Йозефа Фрича составляли энциклопедические словари для юных дам; молодых людей сюда обычно не допускали.

Вне зависимости от адреса салона, в любом из них одинаково “гостеприимно встречали милых славянских друзей – из Словакии, Польши, России, из южных земель”. В габсбургской монархии именно Прага стала центром формирования идеологии панславизма. Панславизм пережил разные этапы развития, от так называемого некритического, характерного для “народных будителей”: “Все, что написано на чешском языке, хорошо просто потому, что написано на чешском”, – до концепции австрославизма и более или менее радикальных предложений о “третьей славянской короне” в габсбургской монархии. Раскол в движении произошел после жестокого подавления Россией в 1831 году восстания в Польше: Петербург и Москва перестали казаться многим габсбургским славянам более притягательными, чем Вена.

ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ

ЭММА ДЕСТИННОВА,

Кармен и Либуше

Всемирно известная певица-сопрано Эмилия Киттлова родилась в 1878 году в Праге в богатой семье. Дебютировала в 1897 году в дрезденской опере, в качестве псевдонима использовала имя своей учительницы музыки Марии фон Дрегер Лёв-Дестинн. В возрасте девятнадцати лет получила ангажемент в Берлине, стала примадонной берлинской оперы и популярной светской дамой. Выступала на сценах лучших театров, репертуар Дестинн (Дестинновой) включал в себя 80 оперных партий. Считалась выдающейся исполнительницей арий из произведений Моцарта, Вагнера, Штрауса, Сметаны. Сотрудничество Дестинновой с пражским Национальным театром не складывалось; на главной сцене Богемии она с триумфом выступила только в 1908 году. Вскоре была пожалована титулом камер-певицы императорского двора в Берлине. В 1909–1914 годах работала в Лондоне. После возвращения в Прагу в 1916 году Дестиннова была обвинена в связях с антигабсбургской эмиграцией и за отказ выступать перед австро-венгерскими военными два года провела под домашним арестом в своем замке в местечке Страже-над-Нежаркоу. В 1918 году вернулась на сцену; на каждом концерте исполняла песню “Где родина моя?”, ныне – чешский гимн. В 1923 году вышла замуж за чешского офицера-летчика; этот поздний брак оказался неудачным. Последний концерт Дестиннова дала в 1928 году в Лондоне по случаю десятилетия Чехословакии. Дестиннова – автор сборников стихов и исторических романов (один из них – “Княгиня Либуше”). Портрет Дестинновой изображен на купюре в две тысячи чешских крон.

Летом 1848 года, в пору больших политических потрясений в Европе, Франтишек Палацкий организовал первый Славянский конгресс с целью объединения славян дунайской монархии. К тому времени в Праге, которая и сама пережила короткое городское восстание, уже прошли учредительные заседания политических клубов Slavia и Slovanská Lípa . Молодые пражанки даже в погожую погоду не выходили на улицу без красно-белых, чешских цветов, зонтиков, а пражские щеголи надевали красно-белые галстуки. 340 делегатов Славянского конгресса собрались на Барвиржском (“красильном” – там когда-то размещались мастерские красильщиков кож) острове, который теперь в память о важном мероприятии называется Славянским. В дискуссиях принимал участие и русский гость

Михаил Бакунин, который в ту пору продвигал проект создания всеславянского государства со столицей в Праге [51]. Всего через 15 лет после конгресса в только что построенном на Славянском острове павильоне Жофин сразу 140 молодых и почтенных пар (ну конечно, не венские масштабы…) кружились в новочешском танце “беседа”. Этот танец на основании народных движений и мотивов разработали поэт Ян Неруда и композитор Бедржих Сметана: четыре сложные музыкальные части, в каждой – еще по две сложные части. Традиция закрепилась: в любом большом пражском музыкальном магазине продаются ноты и записи с уроками этого танца.

По мере того как слабела Австро-Венгрия, Прага становилась все менее немецкой и все более чешской. На переломе XIX и XX веков, как утверждают чешские историки, немецкоязычными считали себя только 7,5 % жителей 220-тысячной Праги. Большинство в городском совете пражские немцы потеряли еще в 1861 году. Распространение и здесь получила концепция историзма. Главными персонажами, олицетворявшими мифическую чешскую преемственность между вчера и завтра, стали княгиня Либуше, “вещавшая славу Праге”, святой князь Вацлав, чешский король и римско-германский император Карл IV, а также вожди гуситского движения. К концу правления Франца Иосифа каждый герой получил по памятнику [52], десятку художественных полотен, а Либуше посвящена еще и самая значительная в истории чешской музыки опера, сочиненная тем же композитором Сметаной [53].