Тило Саррацин - Европе не нужен евро

Лишь в конце 2008-го выросли премии за риск на облигации отдельных стран еврозоны по сравнению с федеральными ценными бумагами. В начале 2009 года проценты по греческим государственным облигациям были на 300, а на итальянские государственные облигации на 80 базисных пунктов выше уровня процентных ставок по немецким государственным облигациям. И когда затем мировая экономика в первой половине 2009-го неожиданно заметно ожила после глубокого падения, премии за риск снова пошли вниз.

Источник: Евростат. С 2000-го по 2011-й среднегодовые показатели, за 2012-й среднемесячный показатель.

То, что Греция вообще вошла в Европейский валютный союз, было недоразумением в истории европейской интеграции. Еще в начале 1998-го Греция по обоим критериям конвергенции – процент по долгосрочному кредиту и сальдо финансирования – занимала последнее место в тогдашнем Европейском союзе, а по уровню задолженности она находилась на третьем месте от конца 3.

Членство Греции в Европейском валютном союзе представлялось тогда совершенно абсурдным, если критерии конвергенции имели вообще какой-то смысл. Валютный союз начал действовать в 1999-м без Греции. Два года спустя Греция неожиданно сообщила о сальдо финансирования всего в 1,6 % ВВП и могла, без больших дискуссий по этому вопросу, также вступить в еврозону.

Это показывает, что Европейский совет с самого начала воспринимал критерии конвергенции несерьезно. Уже принятие Италии с уровнем задолженности в 122 % общественного продукта в 1998 г. было явным нарушением правил. Принятие Греции в 2000 г. логически и неизбежно явилось следствием официальных цифр греческого правительства по сальдо финансирования за 1999 год.

После этих двух тяжелых нарушений правил в момент зарождения валютного союза «смягчение» стабилизационного пакта Германией и Францией в 2002-м было только последовательным поведением политиков, которые, очевидно, с самого начала не очень серьезно воспринимали свои собственные договоры там, где они грозили привести к неприятным последствиям. Вероятно, неслучайным было и то, что именно итальянский председатель Еврокомиссии Проди в 2002 г. назвал стабилизационный пакт «stupide» (глупым) 4.

Отношение Европейской комиссии, Европейского совета и стран – членов ЕС к критериям конвергенции и фискальным установкам Маастрихтского договора в большинстве своем с самого начала было позицией «benign neglect» – «благотворного невмешательства», и немецкое правительство вело себя соответственно.

Греция же занималась только обманом смысла и содержания договора, что делали и другие, когда она беспечно, с левантийской хитростью, для того чтобы добиться вступления в валютный союз, просто искажала цифры. Это могло сойти с рук только потому, что существовало молчаливое согласие с Европейской комиссией и Европейским советом каким-то образом сделать возможным вступление Греции. Оппортунизм и сентиментальность по отношению к маленькой стране на окраине Европы, которая якобы 2500 лет тому назад являлась колыбелью европейской демократии, вступили в неудачную связь.

В 2004-м вновь избранное консервативное правительство Греции созналось, что ушедшее в отставку социалистическое правительство за четыре года до этого фальсифицировало данные, чтобы добиться вступления в ЕС. Реакция из Брюсселя была мягкой. Португальский председатель Еврокомиссии Баррозу, также родом из маленькой южной страны на окраине Европы, относился с большим пониманием к положению Греции. Он похвалил новое правительство за честность и «мужественные шаги» и выразил надежду, что они до 2006-го снова приведут данные в порядок 5. Конечно, этого не случилось, государственный дефицит оставался крайне высоким, и в 2006 году он составлял 5,7 % ВВП, в 2008-му подскочил до 9,8 %, а в 2009 г. даже до 15,8 % ВВП. Затем, после того, как консервативное правительство вновь сменило социалистическое правительство, в сентябре 2009 года были сделаны откровенные показания об имущественном положении страны, и это явилось началом кризиса в еврозоне.

Каждый, кто интересовался цифрами, уже заранее знал, что ситуацию в Греции удержать было невозможно. Итальянское правительство, также большой грешник в плане государственного бюджета, во всяком случае, оно традиционно задолжало своим очень экономным гражданам. Иначе обстояло дело с Грецией: там все государственные кредиты шли прямиком из-за границы.

В каждом году до 2008-го абсурдно высокий доходно-расходный бюджетный дефицит Греции был намного выше, чем государственный дефицит. Даже в первый год фазы консолидации, в 2010-м он составлял еще 12,4 % ВВП (см. таблицу 3.7): не только государство, но также и частная экономика жили сплошь за счет импорта капитала. Заграничные кредиты в течение 10 лет подпитывали экономический рост, обеспечивали повышение заработной платы, растущие государственные расходы и в целом явились причиной «европейского чуда». Одновременно большие структуры и без того скромной экспортной экономики разорились из-за слишком высоких издержек. Цены выросли с присоединением к евро на 40 %, затраты на единицу рабочей силы – на 32 % (см. таблицу 3.10).

Случай с Грецией как в увеличительном стекле демонстрирует все те проблемы, которые касаются и других южных стран еврозоны.

Осенью и зимой 2009–2010-го долгое время существовала большая неуверенность относительно финансовой ситуации в Греции. У управления статистики ЕС, Евростата были большие трудности с получением из Греции достоверных цифр. Туда отправлялись делегации, чтобы составить себе представление на месте. Волнение на рынке росло, повышалась разница процентных ставок по греческим облигациям в сравнении с облигациями ФРГ.

Я тогда работал в правлении Бундесбанка, отвечал за электронную обработку данных и управление рисками и старался получать только реальные данные. Это было непросто. Экономический и статистический отделы подчинялись президенту Бундесбанка Веберу, а тот ревностно охранял доступ к ним 6.

От созданного в ноябре 2009-го нового федерального правительства поступали противоречивые сигналы. Вступивший в должность новый федеральный министр финансов Шойбле из-за болезни часто выбывал из строя, но с больничной койки снова и снова высказывался по поводу греческого кризиса, но суть его высказываний всегда была такова, что о банкротстве или о какой бы то ни было неплатежеспособности Греции не может быть и речи и стране нужно как-то помочь. Этим он уже подогревал в политике и на рынках капитала надежды на «программу спасения» и тем самым преждевременно сузил полосу возможностей будущих решений. Федеральный канцлер Ангела Меркель, напротив, долгое время держалась в стороне.