Тило Саррацин - Европе не нужен евро

В моей профессиональной жизни мне часто приходилось иметь дело с юристами, и от этого у меня надолго остались яркие впечатления. Одно из них я испытал осенью 1988 года. В то время я работал в федеральном министерстве финансов руководителем отдела «Финансовые вопросы транспорта, инвестиции в транспорт», отвечая, в том числе, за соблюдение Закона о финансировании муниципального транспорта. Этот закон регулировал участие Федерации в финансировании в муниципальный транспорт. Как и при других регулируемых основным законом общегосударственных задачах по конкретному исполнению законов, он давал повод для конституционных споров между Федерацией и землями, которых во второй половине восьмидесятых годов стало намного больше.

Я не понимал логики, по которой наши юристы по вопросам конституционного права, а также Федеральный конституционный суд позиционировали себя в таких вопросах, и об этом я стал спрашивать ответственных руководителей отдела по конституционным вопросам, советника министерства Шеффера во время нашей совместной прогулки вдоль Рейна 57. Я спросил его: «Скажите, господин Шеффер, по каким критериям вы составляете свое мнение, когда вам нужно написать конституционное заключение?» – «Во-первых, я рассуждаю, какое решение предположительно может вынести конституционный суд». – «А по каким меркам конституционный суд делает свое заключение?» – «Они смотрят на бундесрат (парламент)». – «Что это означает?» – «Очень просто, если голоса в парламенте разделяются при незначительном большинстве, то, вероятно, предлагаемое изменение противоречит конституции. Если же в бундесрате преобладающее большинство выступает за изменения в законе, тогда оно, по всей видимости, соответствует конституции». Я был ошеломлен, узнав, что в Конституционном суде решающим критерием был скорее ориентированный на расстановку политических сил здравый рассудок, чем глубокое понимание сути дела конституционных вопросов.

Тогда я понял, что никогда не буду противопоставлять Федеральный конституционный суд широкому политическому течению. Так же обстояло дело с различными решениями вокруг евро. Приняв принципиальное решение по Маастрихтскому договору от 12 октября 1993-го, Федеральный конституционный суд уже подчеркнул главенство политики по отношению к конституции:

«Между тем здесь поднимается не конституционно правовой, а политический вопрос. Осуществление валютного союза без одновременного или следующего непосредственно за ним политического союза является политическим решением, за которое должны нести политическую ответственность назначенные для этого органы. Если выяснится, что желаемый валютный союз невозможно осуществить без (еще не желательного) политического союза, то для этого потребуется новое политическое решение, которое должно приниматься так же, как и предыдущее» 58.

Представляя жалобу стабилизационного механизма евро, Дитер Мурсвик в мае 2010-го, будучи процессуальным представителем депутата бундестага Петера Гаувайлера, аргументировал, с моей точки зрения, очень убедительно:

«Нарушение принципа No-Bail-Out с помощью стабилизационного механизма евро является не разовым, так сказать, точечным нарушением договора. Более того, постоянно нарушается правовая концепция, которую содержит договор для обеспечения стабильности денег, с помощью рассматриваемых в этой связи различных «пакетов спасения», которыми Европейский союз и страны еврозоны обходят запрет No-Bail-Out и заменяют его совершенно другой концепцией общей ответственности за трансфер… То, что происходит со стабилизационным механизмом в контексте с принятым ранее решением о помощи Греции, это де-факто изменение основной концепции договорных положений по обеспечению стабильности евро. В политическом плане можно спорить о том, целесообразен ли такой отход от прежней концепции. Однако в юридическом отношении такое фундаментальное изменение концепции возможно только путем официального изменения договора. Законы об одобрении Маастрихтского договора и последующие договоры не дают никакой основы для такого фундаментального изменения концепции» 59.

От этого главного аргумента Федеральный конституционный суд уклонился, вынеся следующее решение:

«Поскольку податель жалобы… жалуется также на не предусмотренное договором изменение… концепции для обеспечения стабильности цен, то его конституционная жалоба недопустима… Податель жалобы недостаточно обоснованно изложил, в какой мере внутригосударственные требования к особой ответственности немецких законодательных органов в европейском интеграционном процессе… могли быть соблюдены… В особенности не требуется решения о том, когда меры немецкой государственной власти, не имеющие отношения к договору, в состоянии влиять на первенствующее право союза или дополнять его материально и конституционально, и могут быть обжалованы в процедуре жалобы Конституционному суду на закон об одобрении международных договоров» 60.

Когда Федеральный конституционный суд назвал относящиеся к делу доводы подателя жалобы в целом недостаточно обоснованными, он уклонился от высказывания о том, имеет ли место при мерах по оказанию помощи фундаментальное изменение концепции договорных положений и как его следует оценивать с конституционной точки зрения. Иоахим Ян назвал решение «Carte blanche» («карт-бланшем») и очень метко сформулировал свою политическую сущность:

«У очень большой коалиция спасателей евро сейчас свободный путь: Федеральный конституционный суд недвусмысленно пояснил, что он может пресечь действия политики только при явном превышении внешних границ. А она, впрочем, имеет единоличное право оценивать вероятность бюджетных рисков и их посильность для экономики. То, что в трансфертном союзе не должно быть автоматизма, как одновременно заявил председатель суда Андреас Фоскуле, это не что иное, как признание только на словах. Так как такая динамика уже заложена в сегодняшней финансовой подушке спасения. А по-настоящему действовать это начнет после запланированного расширения и увековечения».

У решения есть далеко идущие логические связи. Обозначенная им свобода действий в финансовых вопросах ставит под сомнение надежность конституционного тормоза для задолженностей, до того как он вообще приобрел практическое значение:

«Кто хочет, тот пусть прочтет из решения по меньшей мере аргумент против введения евробондов. Но четких границ оно, к сожалению, не установило. Вероятно, не желая этого, судебное решение указывает сторонникам все новых спасательных пакетов даже лазейку: долговой тормоз, который бундестаг даже включил тем временем в Основной закон, действует, правда, для взятия кредитов, но – по крайней мере по тексту – не для принятия на себя гарантий. Судьям из Карлсруэ явно нечем было бы возразить, если бы дюжина политиков по вопросам бюджета во время будущей паники в связи с кризисом сразу бы гарантировала десятикратную сумму годового федерального бюджета в пользу государств-должников Греции, Италии, Испании и Португалии. Ведь формально бюджетное право – якобы главное право любого парламента – даже тогда было бы не нарушено» 61.