Андрей Ваджра - Украина, которой не было. Мифология украинской идеологии

Далее начинается политика. В конце XIX — начале XX века, на волне идеологической борьбы за признание «украйинськойи мовы» в качестве отдельного славянского языка «свидомыми науковцямы» делаются попытки доказать, что придуманный ими украинский язык (о чем я подробно рассказал в предыдущей нашей беседе) произошел непосредственно от праславянского.

И как? Им это удалось?

Вы понимаете, здесь в силу опять‑таки вступил фактор чистой, незамутненной веры. «Свидоми» в своем узком коллективе единомышленников просто верят в то, что украинский язык произошел от праславянского. И самозабвенно самоудовлетворяются этой верой.

Для них является принципиально важным доказать, что украинский язык очень древний и «самостийный». Ведь факт существования общего для всей Руси древнерусского языка опровергает идею «свидомых» о существовании на территории южной Руси отличного от русского, украинского языка. Наличие западнорусского и восточнорусского наречий в рамках единого древнерусского языка их совершенно не устраивало. Им нужен был только «нерусский» язык и ничего другого. Именно поэтому «свидоми» категорически отвергают существование в X–XIII веках структурно единого, разговорного древнерусского языка. По их мнению, особенности лингвосистемы юга Руси, прежде всего звуковые, четко выделяются уже в X–XIII веках в отдельный, древний «русскоукраинский» или «украинскорусский» язык. Вон оно как!

Все эти умозрительные конструкции выглядят смешно. Мышление «свидомых», деформированное априорными пропагандистскими установками и политическими мифологемами, вообще штука весьма смешная. С ними разговаривать приходится как с маленькими детьми. По‑другому просто невозможно. Иначе — крики, слезы, сопли, обиды и т. п. Хотя среди них есть и такие, которые понимают, что говорят чушь, но считают, что во имя великих национальных идей можно пламенно, до остервенения, до приступов диареи и чушь нести, лишь бы утвердить свою правоту. Как писал когда‑то вождь малорусских украинофилов Драгоманов о популяции первых «украйинцив» Галиции, « в Галиции к праздности мозга приобщаются еще явные болезни, которые выносят люди из школ поповской и адвокатской, через которые обычно проходят образованные галичане. Эти болезни: поверхностная болтовня и партийность, при которой человек и сам знает, что говорит ерунду, но довольствуется тем, что так, мол, надо для дела, которое мы теперь защищаем » [67].

А с другой стороны, ну как можно без улыбки слушать мудреные рассуждения «свидомых фахивцив» об особенностях звучания языка, которого никто не слышал? Ну, скажите на милость, откуда они могут знать звуковые особенности живого, разговорного языка запада или востока древней Руси? Об этом можно лишь строить догадки и слагать мифы. И не более того. Тем более что историческим фактом является то, что русские южной Руси прекрасно понимали русских восточной или северной, и наоборот.

Делать какие‑то выводы можно лишь на основании письменных источников, но тут‑то «свидомые» как раз вынуждены признать, что в XI–XIII веках на территории всей Руси существовал один общий письменно‑литературный язык, называемый древнерусским. И создан он был на основе слияния местного разговорного с пришлым старославянским (церковнославянским) языком.

Странно. Отрицается существование общего разговорного языка, но признается общий письменный язык. Какая‑то несуразица.

Конечно, несуразица. Но дело в том, что отрицать наличие общего для всей Руси письменного древнерусского языка просто невозможно. Ведь другого, альтернативного ему, тогда не существовало, и это доказывается дошедшими до нас письменными памятниками средневековой Руси. Они написаны только на древнерусском языке (с незначительными региональными отличиями). И от этого никуда не деться. А вот фантазировать о разговорном «древнеукраинском» языке, которого из нас никто не слышал и не услышит, можно. Тут открывается огромное пространство для мифотворчества.

Честно говоря, лингвистические конструкции «свидомых украинцев» выглядят крайне запутанно, надуманно и очень мутно.

Как и вся их идеология в целом. Ведь доказывать им приходится совершенно недоказуемые вещи. Отсюда и вся эта изощренность.

А может, древнерусский язык все‑таки как‑то близок к современному украинскому?

Это легко проверяется. Берем, к примеру, «Слово о полку Ігоревім» XII века. Читаем: « съ зараніа до вечера, съ вечера до свЂта летять стрЂлы каленыя; гримлютъ сабли о шеломы; трещать коша харалужныя, въ полЂ незнаемЂ среди земли Половецкыи. Чръна земля под копыты, костьми была посЂяна, а кровію польяна; тугою взыдоша по Руской земли… Бишася день, бишася другый: третьяго дни къ полуднію падоша стязи Игоревы … Ту кроваваго вина недоста; ту пиръ докончаша храбріи Русичи; сваты попоиша, а сами полегоша за землю Русскую. Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли приклонилось. Уже бо, братіе, невеселая година всътала… » [68]

Или, к примеру, возьмем летопись‑автобиографию Владимира Мономаха «Поучения Мономаха своим детям» (приблизительно 1066–1117 гг.). Читаем: « Уклонися отъ зла, сотвори добро, взыщи мира и пожени, и живи в вЂкы вЂка». «И єще мало — и не будетъ грЂшника; взыщешь мЂста своєго, и не обрящеть. Кротции же наслЂдять землю, насладяться на множьст†мира » [69]. « О, Владычице Богородице! Отьими от убогаго серца моєго гордость и буєстъ, да не възношюся суєтою мира сего; в пустошнЂмь семь житьи научися, вЂрный человЂче, быта благочестию дЂлатель ». « Смертни єсмы, днесь живы, а заутра в гробЂ; се все, что ны вдалъ, не наше, но твоє, поручилъ ны єси на мало дний » [70].

И где тут хоть малейший намек на «украйинську мову»? В этом тексте можно увидеть лишь присутствие, в той или иной мере, орфографии и морфологии церковнославянского. Но именно под его влиянием, как я уже говорил, сформировался древнерусский, ставший своеобразным прототипом современного русского литературного языка.

Как писал в 1920 году граф Александр Волконский: « Нам нет надобности останавливаться на характеристике нашей древней литературы. Нам важно лишь отметить, что памятники ее писаны на русском языке. Все мы, учившиеся в русских школах, читали их в их подлинном тексте, и читали, поверьте, без словаря, ибо и словарей таких не имеется. На странице встретится три‑четыре архаических слова или название предмета, вышедшего из употребления, — тогда требуется толкование; но это русский, древнерусский язык, стоящий на полпути между нашим современным и церковнославянским. Когда украинофилы утверждают, что «Поучение» Мономаха есть «образец украинской литературы», это не более как неприличная выходка, рассчитанная на неосведомленность иностранной публики » [71].