Array Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

К началу блокады в семье было немного муки, сахара, макарон, крупы. Мама летом собиралась на дачу с нами ехать и сделала небольшие запасы. Эти продукты помогли нам какое-то время не голодать. Отец до войны сам делал и ремонтировал мебель, поэтому у него был настоящий столярный клей в кубиках и в плитках, похожих на шоколад. Из него варили студень. Мама тогда ругалась: «Не давайте маленькой, у нее же кишочки все склеятся!» Ну вот видите, у меня ничего не склеилось, до сих пор жива. Потом обои стали отрывать и размачивать в теплой воде, так как приклеены они были клейстером, сделанным из муки. Это суп у нас такой был.

Во время блокады работали детские сады. Когда мама уходила на работу, она меня отводила в садик, поэтому мою хлебную карточку отдавали туда. Все время есть хотелось. Уж какой нас там баландой кормили или супом каким-то из дрожжей. Очень голодно было.

Я помню мамин рассказ о случае, свидетелем которого она была. Вел солдат лошадь по Невскому, за узду вёл. От холода и голода животина часто падала. В какой-то момент на неё налетели люди с ножами, топорами, вилками – кто с чем, и прямо на месте ещё живую разорвали на части. Солдат стоит, плачет: «Что же вы делаете? Мне же её сдать в воинскую часть нужно!»

К марту 1943 года умер дедушка и многие родственники. Тогда мама решила: надо спасаться, иначе не выживем. И я, приходя из садика, тоже начинала уговаривать: «Давай уедем! Говорят, как за Ладогу переедешь, там соленые огурцы дают». (Почему-то мне тогда очень хотелось соленых огурчиков!) С собой в эвакуацию можно было взять только 16 килограммов, поэтому мама надела на себя бостоновый костюм, осеннее пальто, сверху зимнее пальто, а мне зашила в воротник несколько золотых украшений – самое ценное, что было в семье.

С собой в эвакуацию можно было взять только 16 килограммов, поэтому мама надела на себя бостоновый костюм, осеннее пальто, сверху зимнее пальто, а мне зашила в воротник несколько золотых украшений – самое ценное, что было в семье.

На грузовиках нас переправили через Ладогу, посадили в товарные вагоны. Куда везли? Людям было уже все равно. Везли целыми днями, без остановок. На станциях, где должны были кормить, останавливали только ночью. Кормили плохо, купить или выменять какие-то продукты было невозможно – ночью на станциях никто не торговал. В мыслях было одно: только бы покормили.

Ехали несколько суток, дорога была тяжёлой. Наконец остановились на станции Кавказская на Кубани, а там немцы прорвались. Наши войска отступили, беженцы в вагонах так и остались. Немцы выгнали нас из вагонов и загнали в церковь. Я, когда шла, держась за мамину руку, видела, что солдатики наши убитые лежали. И никто их не подбирает и не хоронит. Вот эта картина до сих пор стоит перед глазами. Все, что у нас было, забрали, сказали, что все мы подлежим ликвидации. Кто-то молиться стал, а кто-то тихо плакал. Но, на наше счастье, среди фашистов оказался бывший белогвардейский офицер. Он в 1921 году бежал из России и за границей продолжал бороться с большевиками. Во время войны у немцев большим начальником стал, ротой или батальоном командовал. Среди пленных были его дальние родственники, поэтому он для них помилование выпросил у немецкого начальства. Целые сутки в страшном волнении все ждали ответа. На следующий день нас отпустили, объявив, что это величайшее помилование пришло из Германии.

Приняла нас местная семья, Елизавета Павловна им за это отдала свое золотое колечко. Немцы недолго пробыли в тех краях, всего около трех месяцев. Моя мама устроилась на работу, научилась готовить блюда из кукурузной крупы, летом на бахчу ходили, собирали помидоры и арбузы.

А потом пришла победа, и засобирались мы обратно. Из целого эшелона, который из Ленинграда на Кубань пришел, в обратный путь набрали только три вагона! Кто от голода умер, кого-то в лагеря угнали, кто в партизаны ушёл, а кто на фронт.

Летом 1945 года мы вернулись в Ленинград. Дом разбомбили, родственников в Ленинграде уже не осталось, а их жильё отдали другим людям. Мама приняла решение переехать к родственникам в Вязьму. Там она устроилась бухгалтером на железную дорогу, и нам дали комнату в общежитии. Спустя несколько лет я закончила школу, уехала в город Оршу, поступила в медицинский техникум и стала фельдшером. На последнем курсе я познакомилась с Аркадием Фёдоровичем Кравченко и вышла за него замуж. Спустя какое-то время мужу предложили работу в Ленинграде, где он закончил художественное училище имени Мухиной и стал ведущим инженером на предприятии «Авангард». А я работала медицинской сестрой физиотерапевтического кабинета, эта работа мне очень нравилась. Позже у нас родились две дочери, Елизавета и Елена, а сейчас у нас четверо внуков.

Вспоминая своё блокадное детство, трудную голодную юность, я часто повторяю: «Вот тебе и не верь! В блокаду не умерла, от расстрела чудом спаслась! Видно, ангел-хранитель меня вел, чтобы все это я запомнила и вам рассказала».

Приближается 70-я годовщина Победы в Великой Отечественной войне. А уже после этой фразы начинаются споры, разночтения и полярные толкования одних и тех же событий.

Я тоже решил отметить эту великую Победу своими воспоминаниями. Я – это Яцкевич Олег Станиславович, коренной ленинградец, 1934 года рождения, «житель блокадного Ленинграда», писатель и журналист, мирно доживающий свой век пенсионер. После окончания учебных заведений я много лет проработал инженером-конструктором в судостроительной промышленности. Занимались мы сугубо секретными разработками для создания… Стоп!! Сами понимаете.

В 2002 году умер мой старший брат, замечательный журналист и писатель – Олег Скуратов. Тогда же я написал о нём очерк, который впоследствии преобразовался в книгу «Весёленькая жизнь, или О любимых с улыбкой». Получив множество комплиментарных отзывов, я продолжил литературную деятельность и к настоящему моменту заканчиваю уже десятую книгу повестей и рассказов. Поскольку я занимаюсь самиздатом, тиражи моих книг крошечные. Половину книг я раздаю друзьям и знакомым, а вторую – реализую через магазин «Книжная лавка писателей». Основной жанр моих произведений – юмористические мемуары, но попадаются серьёзные повести и даже детективы.

Видимо, стал я к старости сентиментальным, если резанула душу до слёз фраза: «Что вы тут ползаете, старьё? Только хлеб наш жрёте на халяву!» Это выкрикнул грузчик нашего гастронома – алкаш, пропивший комнату и совесть, а фраза была обращена к старенькой учительнице, воспитавшей сотни достойных граждан нашей страны. Прасковья Михайловна (учитель) в юные годы рыла противотанковые рвы под Ленинградом, собирала в промёрзшем цеху пулемёты, чтобы родители вышеупомянутого урода выжили и родили «бесценное» чадо.