Кристофер Хэдфилд - Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите

Теперь о штатном входе в атмосферу уже не было речи. Не имело значения, находились ли мы уже где-то над Казахстаном или еще нет. Нам нужно было немедленно повернуть корабль и фактически бросить его на Землю, иначе мы погибнем. Но я не знал, как быстро развернуть «Союз», а Роман уже ушел с головой в другую технологическую операцию, поэтому мы пропустили то очень узкое окно, в котором у нас еще был шанс спастись. Казавшееся поначалу несущественным повреждение — небольшая утечка из кислородного баллона — в итоге привело к нашей «гибели».

Мы с Романом не смогли правильно оценить, понять эксплуатационные последствия протекающего баллона, однако благодаря этому моделированию мы о них узнали и, конечно, в дальнейших тренировках действовали намного правильнее. Моделирование предоставляет возможность попрактиковаться, но зачастую оно же играет роль будильника: мы, по правде говоря, иногда даже не знаем точно, что именно делаем, действуя интуитивно, и будет лучше, если мы разберемся с этим до того, как столкнемся с подобной ситуацией в космосе.

Работа день за днем по таким жестоким сценариям может показаться верным способом впасть в клиническую депрессию, но на самом деле она волшебным образом поднимает настроение. Репетиции поведения при катастрофе придали мне уверенность в том, что я владею навыками принятия решений, которые позволят справиться с трудной ситуацией и выйти из нее с улыбкой. Они сильно уменьшили количество ментального и эмоционального шума, который всегда сопутствует необузданному беспокойству, тем беспорядочным мыслям, которые атакуют ваш мозг в три часа ночи. Конечно, я очень надеюсь, что мне не случится погибнуть в космосе, но при этом я не живу в страхе перед таким исходом благодаря в первую очередь тому, что мне пришлось продумать все его практические стороны: как именно моя семья получит печальные известия и кто именно из астронавтов поможет моей жене справиться с бюрократами НАСА и ККА. Перед последним космическим полетом, как, впрочем, и перед всеми предыдущими, я проверил свое завещание, убедился, что мои финансовые и налоговые дела в порядке, и сделал все остальные вещи, которые обычно делают люди, когда знают, что скоро умрут. Но это все не заставило почувствовать себя одной ногой в могиле. Наоборот, это, как ни странно, успокоило мои мысли и снизило тревогу о том, каким сложится будущее моей семьи в случае, если со мной что-то случится. А значит, когда заработают двигатели на стартовой площадке, я смогу полностью сосредоточиться на ближайшей задаче: вернуться живым.

Моделирование катастроф приучает вас к мысли, что может произойти самое ужасное, но вы никогда не свыкнитесь с этой мыслью до степени безразличия. Я сомневаюсь, что смогу забыть утро 1 февраля 2003 г. Ночью я вернулся из России в Хьюстон и забыл включить свой телефон. Вспомнил о нем, только когда мы с Хелен утром поехали где-нибудь позавтракать. Как только я включил телефон, я увидел огромное число пропущенных сообщений. Хелен проверила свой, и на ее телефоне было то же самое. Нам не пришлось просматривать все эти сообщения, чтобы понять, что случилось что-то ужасное. В этот день наши друзья должны были вернуться на шаттле Columbia. Мы развернули машину и поехали обратно домой с тяжелым, невыносимым чувством, как будто мы лишились возможности дышать.

Дома я включил телевизор и сразу же увидел повтор видеозаписи, зафиксировавшей разрушение Columbia в небе не так уж и далеко от нашего дома. Слезы заполнили мои глаза еще до того, как я осознал увиденное. Хелен рухнула на колени и зарыдала. Неожиданная и невосполнимая потеря опустошила нас. Мы были хорошо знакомы со всеми семью астронавтами, летевшими на том шаттле. Мы делили с ними одни и те же мечты. Мы заботились об их супругах и детях. Командир миссии Рик Хасбэнд был моим одноклассником в школе летчиков-испытателей. Мы вместе пели, вместе работали над исследовательским проектом. Рик вызвался помочь моей семье во время одного из моих полетов и с готовностью отправился в Орландо, когда мои родители оказались в затруднительном положении, и привез их обратно на мыс Канаверал. Он был отличным парнем и близким другом. Я и сейчас скорблю о его гибели и о гибели наших остальных друзей, участвовавших в этом полете.

Еще я испытываю сильное чувство досады и ответственности, ведь я участвовал в программе, в ходе которой произошла трагедия. Когда спустя примерно час или чуть больше я добрался до офиса, там уже формировали группы, чтобы отправиться на место аварии и помочь собрать обломки корабля и останки экипажа, которые оказались разбросаны по всему штату. Я помогал в Космическом центре Джонсона и сделал все, что мог, для семьи Рика. Но все это уже было неважно. Одаренные, трудолюбивые, по-настоящему прекрасные люди погибли, выполняя свою работу, и в этой трагедии не было их вины. Это была ужасная, бессмысленная потеря.

Тем не менее я никогда не думал о том, чтобы уйти из НАСА, и эта тема не обсуждалась в нашей семье. Меня не назначили на другой полет шаттла, и я даже не думал, что когда-нибудь назначат, так что моей безопасности ничего не угрожало. Моя работа состояла в том, чтобы помогать другим летать безопасно, и катастрофа Columbia только добавила смысл моей деятельности. Мы должны были снова убедить мир в том, что полеты шаттлов безопасны, а работа, которую выполняли члены команды, жизненно необходима и должна быть продолжена. Как и большинство людей в НАСА, я чувствовал, что выполнение этих двух задач — лучший способ почтить память членов экипажа Columbia, и я уверен, что они бы этого хотели. Я никогда не встречал астронавта, который не верил бы в то, что работа, которую мы выполняем, намного важнее нас самих.

Я чрезвычайно горжусь тем, что участвовал в исследованиях, которые помогли узнать, как обнаружить, предупредить и уменьшить риски, чтобы шаттлы снова могли летать, не причиняя больше вреда ни одному человеку. Мы должны были сделать три вещи: во-первых, снизить вероятность повреждения корабля во время набора высоты; во-вторых, найти оптимальный способ выявления повреждений, пока шаттл находится в космосе; в-третьих, разработать методы устранения повреждений прямо на орбите. Вскоре после гибели Columbia я возглавил отдел робототехники в НАСА, ответственный за разработку космических роботизированных систем и за обучение астронавтов и космонавтов использованию этой техники. Так что я оказался в полной мере вовлечен в поиск решения двух последних задач. На самом деле каждый сотрудник нашей организации вносил свой вклад в общие усилия, несмотря на подавленное моральное состояние и чрезвычайно низкую общественную поддержку космических программ. И мы успешно выполнили поставленные задачи. Мы предложили новый способ установки и диагностики теплоизоляции; мы разработали методику осмотра корабля на орбите (адаптировали некоторое неиспользуемое оборудование Canadarm и соорудили для шаттла что-то вроде операторского крана с видеокамерой и таким образом могли осматривать снаружи все слабые места корпуса корабля); мы выяснили, как можно использовать специальный клей, чтобы ликвидировать повреждения в открытом космосе. А еще у нас всегда был подготовлен спасательный шаттл на случай, если с кораблем в космосе что-то случится. Шаттл стал намного безопаснее, и в дальнейшем мы не потеряли ни одного члена экипажа. Мне больше не представился случай полетать на этом космическом корабле, но если бы такая возможность была, я бы не раздумывал ни минуты.