Владимир Рыжков - Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны

Мнение по этому вопросу Абдуллы Истамулова, политолога из Грозного, руководителя центра «Северный Кавказ — Стратегия»:

Это действительно была передышка. И передышка эта была, на мой взгляд, вынужденная, причем больше — с российской стороны. Если мы помним, в начале 90-х годов мы набрали кучу кредитов, около девяти миллиардов, из них половину, как всегда, проворовали, а вторую половину потратили на войну. Денег не было. И к тем переговорам ресурсы у России были очень маленькие. Что касается чеченской стороны, то они и так много лет были без денег, у них в этом смысле положение было лучше.

Но реального шанса все-таки найти какую-то формулу мирного сожительства в одном государстве при наличии в Чечне Басаевых и Радуевых не было. И Масхадов не мог переломить ситуацию. Он был другого плана человек. Может быть, это был человек не на своем месте. Соответственно, вторая война была неизбежна. Она была запланирована.

При этом в 1997 году были президентские выборы. Выбрали Аслана Масхадова, и он завоевал в первом туре 57 % или 60 % голосов, и явка была высочайшая.

В Чечне на тех выборах очереди стояли. И Масхадов победил в первом туре, и люди говорили: «Ну вот, Масхадов победил, теперь мы, наконец-то, полностью договоримся с Россией и постепенно туда вернемся». Конечно, Басаев тоже получил немало голосов, и это в принципе грозило гражданской войной. Но подавляющее большинство чеченцев говорило именно так, верило в мирное развитие республики.

Если бы не Масхадов, внутри Чечни была бы гражданская война. Ее не было именно благодаря его выдержке, именно благодаря тому, что он где-то поддавался Басаеву и делал шаги назад. Но в итоге эти шаги назад постепенно привели к полной потере им контроля над ситуацией и к дестабилизации. Дело в том, что реальная власть где-то в середине 1998 года уже была у радикалов-ваххабитов.

А что же сейчас? Если еще в прошлом году говорилось, что где-то хуже, где-то лучше, то сейчас мы видим колоссальную вспышку насилия в Чечне, такую вспышку, которой не было давно. С весны 2009 года уже семь раз были задействованы смертники.

15 мая террорист взорвал себя в центре Грозного, недалеко от здания МВД, и было убито 4 человека, в том числе 2 милиционера. 22 июня в Назрани смертник врезался в кортеж президента Ингушетии Юнус-бека Евкурова. К счастью, президент выжил, его вылечили. 26 июля террорист подорвался при досмотре перед входом в концертный центр в Грозном. Там погибли 6 человек, в том числе высокопоставленные офицеры МВД. 17 августа боевик на «Газели» взорвал здание РУВД в Назрани: 21 милиционер погиб, 150 получили ранения. 21 августа в Грозном произошел взрыв, и погибли 4 сотрудника МВД. 25 августа 25-летний смертник атаковал милицейский пост в Шалинском районе Чечни:

4 милиционера убиты, 3 ранены.

И это только смертники. Но к этому надо добавить многочисленные обстрелы, нападения, взрывы и т. д. Можно говорить о том, что в этом году имеет место просто какой-то всплеск насилия по всему Северному Кавказу. Значит, там появилось новое качество насилия? Новое качество терроризма? И если говорить о новом качестве, то в чем оно?

Мнение по этому вопросу Абдуллы Истамулова:

Это всплеск насилия, связанный с разными причинами. Но то, что террористы поменяют стратегию или уже поменяли, это чувствовалось. Та передышка, о которой мы говорим, относительная стабильность, которая была, — они ее использовали для анализа и для подсчета собственных ресурсов, а также для смены стратегии. Причины? Очень сложно назвать причины, но в этот раз никто из террористов не кричал «Аллах Акбар». Никто не кричал, они просто взрывались. То есть причины могут быть разные. Как и почему чеченец может сам себя взорвать? Ведь по религии, по традициям тысячелетним нельзя убивать самого себя. Самоубийцу не хоронят на кладбище. Это позор из поколения в поколение его роду и его семье. Так почему же так происходит? На мой взгляд, это может быть только в одном случае — если этот человек доведен до отчаяния, если его честь и честь его семьи поругана.

И все же — что изменилось? И год назад, и два года назад, к сожалению, и в Чечне, и в Дагестане, и в Ингушетии общество сталкивалось с похищениями, с насилием, с нарушением прав, с не расследованием прежних преступлений. Что же качественно изменилось в 2009 году? Это в обществе что-то произошло или это боевики и террористы изменили тактику?

Мнение по этому вопросу Абдуллы Истамулова:

Это произошло не вдруг, это копилось. К этому шло, потому что копились нерешенные проблемы. Или нерешаемые… Да, в экономическом смысле в Чечне имеет место очень большой прогресс. Но когда ребенку было 5–10 лет, у него убили отца, брата и т. д. Это поколение выросло, и вот они-то сегодня и взрываются. Это именно тот возраст. Это поколение, которое потеряло родных в первую войну. И не менее важно, когда молодые люди не могут себя реализовать. Они попадают в пустоту. И вот именно из этой среды специалисты берут молодых людей, а потом их обрабатывают. Довольно успешно, как мы видим. А что мы можем противопоставить?

В 2009 году в Чечне имеет место качественно новая ситуация. Всплеск насилия там не случаен. И он может иметь очень долгосрочные последствия.

Когда закончились чеченские войны, тогда к власти пришли Кадыровы. Как бы к ним ни относились, и Ахмад-Хаджи, и Рамзан очень много сделали, это безусловно. Их можно ругать, их ругают, но они сделали для восстановления мирной жизни очень много. Но ожидания-то были еще больше, как выясняется. Одно дело, когда люди живут непосредственно после войны, — этот кошмар кончился и становится все лучше, лучше, лучше и лучше. Но потом ожидания становятся больше, и уже начинают вспоминать о политическом облике режима, о его жестокости, о его расправах и т. д.

Что же касается нового поколения, то оно с исторической точки зрения достаточно опасно. Почему? Потому что эти молодые люди практически не знали мирной жизни. Они привыкли к постоянному насилию. Они являются носителями регенерации конфликтной ситуации, но они в этом не виноваты, это их беда. Это их трагедия. Они себя чувствуют какими-то маргиналами. И это — не говоря про безработицу и т. д. Политика давления, которая осуществлялась в Чечне и давала весьма позитивные результаты, себя исчерпывает. И в Чечне, а также в Дагестане и в Ингушетии нужен национально-государственный консенсус. Между всеми. Нужен прорыв вакуума между правящими элитами, которые, что хотят, то и делают, и остальным обществом.

Понятно, что все познается в сравнении: это новое качество по сравнению с тем, что было в последние три года, когда позитивные тенденции, несмотря ни на что, шли вверх. Но теперь произошел какой-то обрыв.