Людвиг Стомма - Недооцененные события истории. Книга исторических заблуждений

Время 9:06. Старт. Все проходило по плану. Полет продлится час и сорок восемь минут. Джеймс Оберг насчитал свыше ста (sic!) версий того, что Гагарин якобы передал из космоса. Начиная с политических деклараций и кончая религиозными… Пожалуй, самыми достоверными здесь будут свидетельства слышавших все собственными ушами коллег с Байконура, до которых добрались Доран и Бизони. Они дружно подтверждают, что сначала Гагарин восхищался видом и сменяющимися красками, замолкая на мгновения от восторга и односложно, лишь бы отвязаться, отвечая на вопросы с Земли. Когда его дублер, а в будущем космонавт номер два, Герман Титов передавал ему поздравления, он только и ответил: «Привет, Блондин» (прозвище Титова), что означало: отстаньте, дайте самому восхититься. Ведь Гагарин знал, что времени у него совсем мало. Уже на семьдесят девятой минуте после старта включилась система торможения, а менее чем через полчаса — будто пролетевшие минуты были сюрреалистическим сном — космонавт очутился на картофельном поле около села Смеловка Саратовской области. Сам он так вспоминал об этом: «Когда я уже твердо стоял на ногах, увидел женщину с девочкой рядом с пятнистым теленком, внимательно меня разглядывавших. На мне был ярко-оранжевый скафандр, непривычный вид которого их явно напугал. Я все еще дрожал от возбуждения. “Свой я, свой!” — крикнул я им, снимая шлем. “Вы из космоса, что ли?” — с опаской спросила женщина. “Представьте себе, да!” — ответил я». Женщина все-таки убежала, зато появился колхозник Яков Лысенко. Он пожал Гагарину руку и кинулся в деревню за подмогой. Однако она не понадобилась. Вокруг уже садились военные вертолеты. Сбросили даже воздушный десант. Позже на расспросы журналистов Лысенко ответил: «Вся страна радовалась. Знаете, другим-то странам стыдно. Америка — какая силища, а не они стали первыми. Как у нас говорится, “важно, кто первым перейдет болото”. Я так думаю». «Хоть Лысенко и был простым трактористом, — комментируют Доран и Бизони, — его мнение о геополитической важности события, свидетелем которого он стал, оказалось необыкновенно точным».

Разбуженный чуть свет президент Джон Фицджеральд Кеннеди даже не скрывал своего раздражения. И причина крылась не только в политике. Как вспоминали все его сотрудники, Кеннеди по натуре был спортсменом и терпеть не мог проигрывать. А тем временем поступавшие в последующие дни новости были одна хуже другой. Благодаря своей харизме и невероятному обаянию Гагарин не по дням, а по часам завоевывал все средства массовой информации. Спустя сутки после приземления он превратился в кумира всей планеты. Советские пропагандисты и мечтать не смели о таком эффекте. Успех героя делал Советский Союз в глазах мировой общественности сильнее, а личное обаяние Гагарина делало всех советских людей симпатичнее, ближе и человечнее. В Белом доме это сочли чуть ли не проигрышем в «холодной войне». Вечером 20 апреля Кеннеди, до тех пор не особо интересовавшийся программой космических исследований, лихорадочно составлял для ответственных за нее следующий меморандум:

1. Есть ли у нас шанс опередить Советы, разместив лабораторию в космосе, или совершив полет вокруг Луны, или отправив пилотируемую ракету на Луну и обратно. Существует ли какая-нибудь другая космическая программа, обещающая эффектные результаты, в которой мы можем победить?

2. Сколько дополнительных средств это потребует?

3. Работаем ли мы 24 часа в сутки над существующими программами. Если нет, почему? Если нет, представьте мне рекомендации, как можно ускорить работу.

4. Создавая мощные ракеты-носители, должны ли мы ориентироваться на ядерные, химические или жидкие виды топлива, или на их комбинацию?

5. Прилагаем ли мы максимум усилий? Достигаем ли необходимых результатов?

«Этот документ размером всего в одну страничку, — замечают Доран и Бизони, — можно рассматривать и как одну из важнейших директив в истории XX века, и как спешно продиктованную паническую реакцию на неудачную неделю в Белом доме. Однако нет никакого сомнения в том, что он лег в основу величайшего технического предприятия со времен создания атомной бомбы в рамках реализации в ходе Второй мировой войны “Манхэттенского проекта”, то есть программы “Аполлон”, что в итоге привело к высадке человека на Луну».

Сегодня, когда экспедиция на Луну оценивается как эффектная, но по сути бесполезная, Джерард Де Гроот позволил себе написать о полете Гагарина следующее: «Этот героический успех очень напоминал покорение Эвереста — событие, которое вызвало сильнейшие эмоции, но не имело никаких значимых практических результатов» ( «The Daily Telegraph» от 28.03.2011). И здорово ошибается. «Недолгий космический полет Гагарина, — читаем мы в «The Truth Behind the Legend of Youri Gagarin», — стал одним из важнейших событий XX века, как с точки зрения России, так и Америки, где явился стимулом к ускоренной масштабной модернизации промышленности. Космическая гонка привела не только к изобретению застежки-липучки и тефлоновой сковородки, но и к появлению множества современных технологий. Микрочипы придумали, поскольку электронные схемы 1950-х гг. были слишком громоздкими, чтобы использоваться в ракетах. Прототипом Интернета стала защищенная от вражеских атак компьютерная сеть, созданная Advanced Research Projects Agency (иначе ARPA — правительственное агентство, возникшее раньше NASA и занимавшееся планированием американского космического будущего). Новейшая медицинская диагностика многим обязана клиническим исследованиям, проводимым в рамках космической программы. Поразительно быстро после запуска первых спутников возникла глобальная телекоммуникационная система, о которой так долго мечтали авторы научно-фантастических романов. Скорее всего, все эти технические решения и так рано или поздно увидели бы свет, но ждать их пришлось бы гораздо дольше. А все только потому, что деревенский парнишка из-под Смоленска бросил вызов мощнейшему государству в мире».

Это, если речь о технических вопросах в узком смысле. Теперь о политике. Генри Киссинджер утверждал, что в концепции Рональда Рейгана по уничтожению СССР путем втягивания в экономическую гонку не было ничего нового. Эффектные с пропагандистской точки зрения переговоры об ограничении числа ядерных боеголовок такой или эдакой дальности могли преспокойно продолжаться. Смысла в них особого не было, поскольку имело место жесткое противостояние в космосе. Рейгановские «Звездные войны» были блефом, но эту программу все же возможно было осуществить, хотя она и потребовала бы от Америки неслыханного напряжения общественных и финансовых ресурсов. В научном и техническом отношении Америка была к этому готова. Этого бы не случилось, или стало бы задачей для следующего поколения, признается Киссинджер, если бы 12 апреля вырванный из безмятежного сна президент Джон Фицджеральд Кеннеди не разозлился бы до крайности. Есть события, значения которых никто не в состоянии оценить, пока они происходят. В 1961 г. Кеннеди и не снился крах коммунизма. И кто знает, как реагировал бы Юрий Гагарин, если бы узнал, что и он приложил к этому руку. Однако факты есть факты. Вопреки циничному релятивизму Джерерда Де Гроота или сомнениям Денниса Ньюкирка ( «Almarac of Soviet Manned Spacefight»; Houston, 1990) тот апрельский день 1961 года мир таки потряс.