Нурали Латыпов - 4.51 стратагемы для Путина

Правда, кое-кто полагает: обвал нефтяного рынка в начале 1980-х организован искусственно — как раз ради удара по советской экономике, уже плотно подсевшей на нефтедолларовую иглу. Но это достаточно маловероятно: уже следующий большой обвал, обернувшийся для нас августовским дефолтом 1998-го, явно не продиктован антисоветскими — точнее, уже антироссийскими — соображениями. Да и нынешняя опаснейшая для нас динамика цен порождена не политическими, а чисто экономическими — то есть заведомо неотвратимыми — факторами. А значит, будет повторяться и впредь: законы развития экономики куда стабильнее политических интриг.

Подорожание любого фактора производства заставляет искать способы обойтись меньшим его количеством или даже вовсе без него, чтобы сократить расходы. Стал дороже вольфрам — во всём мире разработали режущий инструмент из микрокорунда — спечённого порошка окиси алюминия, лежащей буквально под ногами, в любой глине. Подорожала рабочая сила — началось массовое внедрение промышленных роботов. Нефть оказалась в дефиците — весь мир стремительно кинулся внедрять энергосберегающие технологии (и искать новые жидкие горючие: так, переработка рапса и кукурузы в топливо уже пару раз задирала цену продовольствия до уровня, чреватого голодом).

Крупномасштабное преобразование практически всей промышленности требует порядка десяти лет. Война Судного дня случилась в конце 1973-го — но только к началу 1980-х массово распространились экономичные автомобили, эффективная теплоизоляция зданий, аэробусы, где расход энергии на одного пассажира в разы меньше, чем в «Конкорде»… Августовский дефолт — дальнее эхо ирано-иракской войны (1980–1988). Вскоре после него начался новый нефтяной бум — и в обычный экономически обоснованный срок, несмотря на массированные провокации вроде американского вторжения в Ирак и угрозы вторжения в Иран, цена нефти вновь рухнула с заоблачного уровня. Нынешний рост её цен — следствие чисто спекулятивного спроса, порождённого заметным обесцениванием (и предполагаемым скорым обвалом) главного всемирного резерва — американского доллара. Так что на него рассчитывать нельзя [80] 2014. Доллар пока вроде бы держится и порою даже поднимается относительно рубля. Но США вынуждены для этого прибегать ко всё менее разумным мерам — вплоть до разжигания по всему миру военных конфликтов, с которыми в случае их естественного разрастания даже сами США не справятся. .

Конечно, полностью игнорировать политические факторы не следует. В конце концов, та же Война Судного дня в немалой степени порождена тогдашними — крайне обострёнными — взаимоотношениями Советского Союза с западным миром. Естественно, на таком фоне даже и речи не могло быть о серьёзном экономическом — и прежде всего технологическом — сотрудничестве. И всё наше взаимодействие сводилось к торговле — да и то со множеством политических ограничений, неизбежных в войне, пусть и холодной.

Нынче политических разногласий уже практически нет. Зато чисто экономических споров куда больше. Слишком уж насыщенны многие привлекательные для нас рынки, слишком мал для бесчисленных западных производителей рынок внутрироссийский. А ведь ещё Ульянов отмечал (и до сих пор никто его в этом не опроверг): политика — концентрированное выражение экономики. Того и гляди, экономические противоречия обернутся новым витком политического противостояния. В конце концов, Первая Мировая война возникла до социалистической революции (и даже породила её): просто великие державы не смогли бескровно разделить мировой рынок.

Сегодня война Германии против Франции с Великобританией практически немыслима: слишком много у них общих взаимовыгодных дел (даже политические споры конфигурированы иначе: Германия и Франция против Великобритании, очень уж тесно привязанной к заокеанским сородичам). У нас же с Западной Европой отношения далеко не так тесны: по сути, только газопроводы и привязывают нас к Европейскому Союзу. Значит, нам жизненно необходимы новые совместные проекты. Только они смогут предотвратить новые витки политического противостояния, реально интегрировать нас с остальной Европой.

Совместная зона ядерной энергетики — как раз один из проектов, где наши и западноевропейские возможности стыкуются по всем плоскостям. У них громадная плотность населения — у нас просторы, достаточные для любого производства и не подлежащие хозяйственному освоению даже в самой дальней перспективе. У них деньги — у нас научные и технологические заделы на самых разных направлениях, нужных для осуществления проекта. У них «зелёные» страхи — у нас опыт работы с реальной опасностью. У них энергодефицит (пусть временно ослабленный кризисным сокращением промышленности) — у нас изобилие возможностей (не только ядерных) его преодоления. Наконец, и у них, и у нас серьёзные климатические колебания — но только у нас возможность смягчения этих колебаний.

Сходная стыковка получается и с Китаем. Там разве что экологических страхов поменьше, чем в Западной Европе и у нас: при нынешней нищете значительной части нашего населения очень актуальна поговорка: не до жиру — быть бы живу. Но реальные интересы страны этот проект вполне удовлетворит.

Не следует забывать: в этой зоне согласуются и стыкуются интересы непосредственных участников проекта — Казахстана и России. До сих пор главной точкой совпадения наших усилий остаётся экспорт углеводородов. Но в то же время мы на нефтегазовом рынке оказываемся в какой-то мере конкурентами: ведь казахское и российское топливо добывается независимо. Здесь же само производство экспортируемого товара — электроэнергии — оказывается возможно лишь благодаря взаимодействию и взаимодополнению возможностей двух республик. Вместе мы оказываемся несравненно большей силой, чем при простом арифметическом суммировании независимых возможностей. Взаимоподдерживающее — синергетическое — сотрудничество всегда было и будет лучшим средством гармонизации отношений.

Любое научное и техническое новшество обладает ограниченным — пусть порою и очень значительным — потенциалом развития. Каждая конкретная ступенька прогресса сперва вздымается очень резко, потом выходит на горизонталь, а рано или поздно даже начинает падать.

По счастью, человеческая мысль не перестаёт работать. Задолго до исчерпания каждой ступеньки уже успевают вырасти следующие. Кривая прогресса в целом, огибающая все эти ступени, растёт непрерывно. Надо только вовремя строить всё новые ступени, чтобы вовремя перепрыгивать на них со старых.