Наталья Павлищева - Запрещенная Русь. 10 тысяч лет нашей истории – от Потопа до Рюрика

С принятием христианства на Русь пришел юлианский календарь. Это означает, что новый год начался 1 сентября. Но это только по церковным канонам, у остальных, как и прежде, новый год наступал с началом весны – 1 марта. У норманнов, кстати, также. Разница в начале церковного и гражданского годов привела к невообразимой путанице в нашем восприятии летописных дат. Такое положение сохранялось до самого XV века, пока начало гражданского года не было перенесено тоже на 1 сентября.

К чему это разночтение могло привести? Для нас к совершенно невообразимым несуразностям. Нестор описывает последовательно события июля, августа и даже декабря одного из годов, а потом… Как вы полагаете, какой месяц должен следовать за декабрем и далее? Правильно… февраль этого жегода! В Киевской летописи, например, в событиях 1112 года идет май, а вслед за ним… ноябрь, январь и февраль этого жегода! И таких примеров множество. Но вы уже поняли, что это не в головах у летописцев бардак, а просто они вынуждены были месяцы записывать по одному календарю, а года по другому.

Что происходило? Летописец относил дату какого-то похода (особенно если он длился не один месяц) вольно к тому из годов, какой приходился на место его пребывания. Поэтому разница в год-другой никого не должна удивлять. После этого не кажется странным несовпадение в датах похода на Византию – 860-й или 866 год. 6368 год от Сотворения мира для греков – это 860 год, а для болгар – 867 год, если вспомнить про переход весна – лето – осень, то вполне выходит летописный 866-й!

Мало того, Указом Петра I от 15 декабря 1699 года в России вводилось христианское летоисчисление и год стал начинаться с 1 января (помните школьную загадку по истории про самый короткий год в нашей стране?). День после 31 декабря 7208 года от Сотворения мира полагалось считать 1 января 1700 года от Рождества Христова. Таким образом, 1699 год длился всего 4 месяца. Но нам интересно не это, просто кто-то из переписчиков летописей это учел, а кто-то нет. Как так может быть?

Вспомните уже близкую к нам эпоху. Я не хочу намекнуть, что вы по возрасту можете помнить Мамаево побоище, но про старый и новый стиль наверняка не забыли, мы же до сих пор Новый год празднуем дважды, приводя в изумление весь остальной мир. Новый стиль был также «спущен» сверху с 1 февраля 1918 года. Казалось бы, чего проще, все, что до этой даты, должно приводиться только по старому стилю, а после нее уже по новому. Но мы не такие! Наш национальный девиз: сначала создать трудности, а потом их с успехом (правда, переменным) преодолевать! На новый стиль умудрились перевести все, что нужно, а главное, не нужно. Зачем, спрашивается, по новому стилю называть даты рождения и смерти великих людей? Например, Александр Сергеевич Пушкин родился 26 мая 1799 года. Зачем переиначивать его день рождения на 6 июня этого же года?

И таких примеров тьма. Кто сказал, что и раньше тем самым не занимались переписчики рукописей? Поэтому никак нельзя с уверенностью сказать, насколько точна дата в той или иной летописи, но не потому, что сами летописцы были халтурщиками (хотя и такое бывало), а просто у нас так принято…

То, что «Повести» безжалостно правлены уже в XI веке при жизни автора, сомнений не вызывает, причем по заказу, а не просто из дури переписчика. Великий князь Владимир Мономахи был тем самым власть имущим заказчиком, что приказал переписать Несторову «Повесть временных лет» сообразно с его княжеским мнением. Что-то было выдубицким игуменом Сильвестром (не путать со Сталлоне!), доверенным лицом князя Владимира Мономаха, переписано, что-то соскоблено, а что-то просто вырвано и выброшено. Чтобы понять, что именно так мешало князю и какие слова Нестора могли ему не понравиться, нужно понять, кто такой Владимир Мономах, когда и как он пришел к власти и кто такой сам Нестор, что он вообще мог написать. Ведь в «Повести» далеко не только факты, но и их оценка.

Спокойствия на Руси никогда не было, но XI век в плане борьбы за власть оказался на редкость бурным, «мать городов русских» ходил ходуном, как растревоженный улей, вернее, осиное гнездо. Наследники, законные и не очень, пользовались любой возможностью помочь окончить жизненный пусть своим конкурентам. Зачастую такая возможность появлялась только при помощи меча, заодно, естественно, к праотцам отправлялись и все, кто оказывался побежденным. Страдал прежде всего народ, который тоже не оставался в стороне, периодически бунтовал и грабил все, что плохо лежало или было плохо спрятано, сжигал подчистую, но тут же сам оказывался ограбленным и сожженным следующим «победителем».

Не отставали соседи, на Русь то и дело накатывали полчища степняков с юга и востока, ляхов (поляков) и угров (венгров) с запада. Люди – мастера прибирать к рукам то, что плохо защищено, а Русь была именно такой. Имея сильные дружины, русские княжества бесконечно подвергались нападению даже не самых сильных соседей. Жизнь человека – от князя до смерда – не стоила ни гроша. Никаким обещаниям верить было нельзя, князья оказывались хозяевами своего слова по принципу: мое слово, сам дал, сам и обратно возьму!

Сын Владимира Святого Ярослав Мудрый, правивший до 1054 года, действительно был мудрым в своей политике, а кроме того, боголюбивым, за что его очень чтила церковь. Но не все в отношениях с церковью у Ярослава было так безоблачно, правда, в том вина скорее самой церкви, а не князя.

Первым предстоятелем Русской православной церкви по пригородному местечку Берестову – любимой вотчине киевских князей – был Ларион. В «Повести» о нем говорится так: «В лето 6559 (1051). Поставил Ярослав Илариона митрополитом, русского родом, в Святой Софии собрав епископов». Представляете себе скандал – князь буквально назначил митрополитом своего духовника, то есть сделал то, на что имел право только Константинопольский патриарх! Разве такое самовольство могло искупить то, что Иларион был «муж благ, книжен и постник»? Кстати, он стал известен в Киеве еще до скандального решения Ярослава, поскольку вырыл себе за городом молитвенную пещерку, куда удалялся для размышлений. Эта пещерка положила начало будущему Киево-Печерскому пещерному монастырю, нынешней лавре.

Так вот, «книжен» муж был митрополитом, конечно, только при жизни Ярослава, а потом просто исчез из всех хроник. Странно, не так ли? Это фигура огромного масштаба, первый русский митрополит, первый русский философ, тот, чьи проповеди часами слушали и князья, и простые миряне, первый русский христианский писатель, надежда и опора в славных делах князя Ярослава. Если его напрочь перестали упоминать во всех летописях, то, наверное, это произошло не зря. Умер вместе со своим князем? Скорее всего, нет.