Всеволод Овчинников - Сакура и дуб (сборник)

– Как вам удается опережать зарубежных конкурентов? – спросил я однажды президента фирмы «Сони».

– Не столько нашей изобретательностью, сколько умением распознавать неиспользованные возможности чужих изобретений, – усмехнулся Масару Ибука.

Президент «Сони» любил повторять, что теряет интерес к продукции, как только она перестает быть новинкой. Едва выпуск миниатюрных радиоприемников на транзисторах освоили другие японские компании, «Сони» сделала ставку на цветные телевизоры. Благодаря их высокому качеству и надежности она сумела победить в конкурентной борьбе даже американские фирмы, которые специализировались на телевизионной технике еще с довоенных лет. В конце 60-х годов Масару Ибука рассказывал мне, что вслед за электронным калькулятором величиной с японские счеты «соробан» он мечтает создать портативную съемочную видеокамеру размером с любительский киноаппарат. А сейчас даже трудно представить себе, что этих предметов когда-то не существовало.

От умения быстро и дешево строить танкеры-гиганты водоизмещением полмиллиона тонн до создания интегральных схем и микропроцессоров, олицетворяющих завтрашний день наукоемких производств, – таков диапазон японской индустрии. Чтобы не терять времени на научные исследования и на внедрение новых открытий в производство, японские предприниматели сделали ставку на импорт зарубежной мысли, на массовое заимствование из других стран передовой техники и технологии. В 50–70-х годах японские фирмы израсходовали на закупку зарубежных лицензий и патентов почти 3 миллиарда долларов, тратя на эти цели несравненно больше, чем на самостоятельные научные исследования. Ставка на импорт зарубежной технической мысли в целом оправдала себя, хотя имела и отрицательные последствия. Она привела прежде всего к отставанию фундаментальных наук. Японские ученые сосредоточили внимание на прикладных исследованиях, видели свою задачу в том, чтобы приспосабливать заимствованную технологию для массового производства.

Вплоть до 70-х годов американские и западноевропейские фирмы продавали свои лицензии и патенты сравнительно дешево. Им казалось, что эта технология все равно скоро устареет или будет скопирована японцами вовсе без всякого вознаграждения. Но потом они поняли, что проявили близорукость, недооценив угрозу японской конкуренции в дальней перспективе. Резкое вздорожание лицензий и патентов заставляет японские компании больше заниматься поисками новых путей в науке. Если в середине 50-х годов расходы Японии на научные исследования и разработки составляли полпроцента ВВП, то ныне приблизились к трем процентам, то есть к уровню Соединенных Штатов. И тем не менее японские монополии пока еще отстают от американских и даже западноевропейских конкурентов в областях, требующих долговременных и дорогостоящих исследований, таких как атомная энергетика, производство сверхзвуковых самолетов, больших электронно-вычислительных машин.

Едешь в вагоне экспресса «Нодзоми» и всякий раз думаешь: какую же черту Японии прежде всего оставляет теперь в памяти путешествие по новой Токайдо? Чуткость к новому? Пожалуй, точнее было бы сказать – гибкость и стойкость. Конечно, Япония сейчас не та, что во времена художника Хиросигэ. Но ее восприимчивость к новому не означает готовности отказаться от своеобычных черт. Япония меняется по-своему, по-японски: меняется ради того, чтобы в условиях современности оставаться самой собой.

Японское слово «джиу-джитсу» знакомо, наверное, очень немногим. Но это ключ к уразумению характера японского народа в его отношениях к чужим странам, в этом слове тайна успеха этой удаленной за тысячи миль от Европы страны.

Джиу-джитсу представляет собой целую науку для слабого против сильного. Она учит, что силе нужно противопоставлять не силу, а нужно ловко направлять чужую силу для своей пользы. Как каждый самурай прибегал в нужных случаях к джиу-джитсу, так и все японцы, вместе взятые, прибегают к нему: их отношение к иностранцам не что иное, как джиу-джитсу.

Япония усвоила все наши новейшие изобретения и открытия, испытала все системы, какие она нашла в Европе, и применила их у себя не точно в таком виде, нет, – она применила их настолько, насколько это нужно было для укрепления ее сил. Она воспользовалась Европой как лестницей, по ступенькам которой взобралась на вершину Дальнего Востока.

Японцы – странно противоречивый народ. При очевидной самоуверенности они становятся смиренными в своей готовности и своем стремлении учиться у других. Они копируют смиренно, но с внутренним убеждением, что могут улучшить перенятое. То, что делают другие, кажется им, они способны делать лучше. И они доказывают это.

Японцы усердны как труженики и воздержанны как потребители… Возвращаясь к этой фразе, заметим, что за соотношением потребления и накопления действительно кроется одна из пружин совершенного Японией рывка. С середины 50-х годов доля накопления в валовом национальном продукте Японии держится на уровне 30–35 процентов (в то время как в других развитых странах она составляет 17–20 процентов). Каковы же источники ускоренного накопления капитала в Японии? Как, за счет чего японским предпринимателям удается из года в год выделять примерно вдвое больше средств на обновление оборудования и расширение производства, чем их американским и западноевропейским конкурентам? Вот ключ к пониманию динамичности японской экономики.

Важнейший фактор – более низкий, чем в других развитых странах, уровень личного потребления. (Причем это в немалой степени касается и обеспеченных слоев.) Япония сумела добиться максимальной мобилизации внутренних ресурсов, занижая долю потребления и завышая долю накопления. Она опиралась при этом на многие местные особенности. Тут и двойственность экономической структуры – своеобразное соседство «утесов» и «песчинок»; тут и система пожизненного найма. Тут, наконец, и устои традиционной морали, возводящей в добродетель усердие в труде и умеренность в быту. В 50–60-х годах зарплата рабочих в обрабатывающей промышленности Японии была в семь раз ниже, чем в США, и в три раза ниже, чем в Англии. Лишь в последующем она подтянулась к западноевропейскому и американскому уровню, а теперь и превзошла его. Однако производительность труда в Японии все это время росла быстрее, чем зарплата, и более высокими темпами, чем у ее конкурентов. И хотя разговоры о дешевизне рабочей силы в Японии давно устарели, все-таки труд в этой стране доныне дешев – дешев в сопоставлении с его качеством: квалифицированностью, добросовестностью, эффективностью.