Сборник - Сталин. Большая книга о нем

Сходным образом развивались взаимоотношения с Израилем. Союз и Соединенные Государства Америки создали его совместными усилиями – как клин в самом центре британской и французской колониальных империй. Но СССР не только первым официально признал Израиль, но и помог ему отбить удар соседних арабских стран: англичане и французы попытались руками своих колоний уничтожить угрозу своему владычеству. Советские боевые офицеры отправлялись на историческую родину по прямым приказам командования. Чехословакия, чутко прислушавшись к настоятельному совету из Москвы, по символической цене продала Израилю все оружие, боевую технику и боеприпасы, выпущенные по немецкому заказу во время Второй мировой войны, но оставшиеся на складах после прорыва советских войск, отрезавшего заказчика от производителя. Кстати, значительную часть этого оружия перевезли в Израиль американские военные летчики, официально уволившиеся из ВВС (по выполнении боевого задания их приняли обратно на службу) и выкупившие свои транспортные самолеты по доллару за штуку (в СГА закон запрещает государству получать или отдавать бесплатно). Но по окончании боевых действий Израиль полностью переориентировался на СГА: новое государство остро нуждалось во всем подряд, а получить необходимое можно было только из-за океана, но не из нашей – разоренной в войне – страны. Тогда СССР воспользовался первым же удобным поводом для полного разрыва дипломатических отношений с Израилем, а внутри страны поползли слухи об использовании советских евреев как вражеских агентов. Сам Джугашвили, насколько можно судить по всей его биографии, не видел в евреях как народе ничего плохого, но счел полезным принудить Израиль к возвращению в орбиту интересов СССР любыми – в том числе и морально сомнительными – средствами. Как и следовало ожидать, принуждение сорвалось (мало на свете народов упрямее евреев), но обе стороны понесли тяжелые моральные и финансовые потери.

Отношения со странами, попавшими в сферу непосредственного влияния СССР, также развивались сложно и неоднозначно. Первоначально Джугашвили считал возможным и даже предпочтительным создание там неких промежуточных вариантов государственного устройства – многопартийных и многоукладных. Но довольно скоро возобладало унификаторство. В какой мере оно порождено логикой противостояния двух политических лагерей, а в какой вызвано тягой к упрощению системы управления – пока не выяснено.

Под конец жизни Джугашвили стал куда менее склонен к длительным исследованиям сложных вопросов, обсуждениям с коллегами, привлечению экспертов. Некоторые исследователи полагают это следствием самоуверенности вследствие накопления опыта верных решений и похвал сотрудников. Кое-кто даже считает, что Джугашвили постигло возрастное ослабление умственной деятельности. На наш взгляд, он скорее ощутил нехватку времени для осуществления всего намеченного и стал экономить на согласованиях. Как известно всякому военному, посредственное быстрое решение лучше идеального, но запоздалого. А наследников, способных осуществить все его планы, он, похоже, не видел. Да и вряд ли они возможны: любой политик располагает собственными планами, убеждениями и намерениями, так что вряд ли согласится ограничиться ролью исполнителя проектов предыдущего руководителя.

Правда, все созданное при Джугашвили (и в значительной мере под его руководством) сохранилось и послужило опорой для дальнейшего развития. Но само это развитие сопровождалось изрядными зигзагами, продиктованными не в последнюю очередь желанием дистанцироваться от великого предшественника и доказать собственные возможности преемников. В частности, потому, что его стратегическое стремление жертвовать малыми преимуществами сегодня ради больших преимуществ завтра выглядит с тактической точки зрения неоправданной жесткостью, а порой и жестокостью, тем не менее деятельность Джугашвили – замечательный пример удачного проявления главного стратегического стремления, сформулированного нами так: оказывать максимальное влияние на мир и сводить к минимуму влияние мира на себя. Этот принцип должен воплощаться и впредь в любой достаточно содержательной и дальновидной деятельности.

Из приведенного выше примера создания нового танка видно: Джугашвили несомненно понимал важность обратной связи. Есть и множество иных свидетельств того, как он радикально перерабатывал уже намеченные предложения и планы под воздействием вновь поступающих сведений – в том числе и от людей, пребывающих в опале (так, идея пикирующего четырехмоторного бомбардировщика, предложенная великому авиаконструктору Андрею Николаевичу Туполеву, отбывающему срок за самоуправство при распоряжении казенными деньгами, была им обоснованно отвергнута и больше не появлялась).

Но старые соратники, раз за разом убеждаясь в его правоте, постепенно вовсе перестали всерьез исследовать вопросы, выходящие за пределы их прямых служебных обязанностей, всецело полагаясь на вождя. Образовался порочный круг положительной обратной связи, все более утверждающей самого Джугашвили в ощущении собственной мудрости и дальновидности. Постепенно он вовсе перестал советоваться как раз с теми, кто в силу своего положения в стране располагал самыми разносторонними потоками информации.

Отсюда, например, серьезнейшая ошибка в оценке генетики. Хотя в окружении Джугашвили появился человек, профессионально разбирающийся в науке – Юрий Андреевич Жданов. Он поддержал развитие генетических исследований. Но практические результаты, достигнутые несколькими учениками замечательного селекционера Трофима Денисовича Лысенко, затмили научную необоснованность (а порой и легко доказуемую нелепость) его объяснения путей достижения этих результатов. Конфликт между Лысенко и теоретиками биологии решился административным путем. Мы упустили полтора десятилетия – в науке это целая эпоха. По сей день многие направления биологических исследований у нас не вполне изжили последствия того провала.

К сожалению, таких провалов у сталинской системы принятия решений было более чем достаточно. История с генетикой и кибернетикой известна всем. Мы же расскажем историю малоизвестную. Ее герой – забытый ныне, к сожалению, Николай Михайлович Федоровский. А ведь он – основоположник целого направления науки – прикладной минералогии, доктор наук, профессор и член-корреспондент Академии наук СССР.

Чтобы представить себе, что это был за человек, достаточно обратиться к ряду его писем, адресованных не кому-нибудь, а самому Джугашвили. Они написаны с редким чувством достоинства без тени привычного раболепства – хотя из заключения в 1946 году. Ученому было уже шестьдесят, к тому моменту он по ложному доносу отматывал десятый год лагерей под Воркутой и после – в Норильске: они и городами не были в ту пору по большому счету.