Фаина Раневская - Лучшие цитаты и афоризмы

— Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо!

Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа и как бы между прочим спросила:

— И с бородой?

В театре у нее происходили непрекращающиеся споры с режиссером Юрием Завадским. «Фаина, вы своими выходками сожрали весь мой замысел! Вон из театра!» — напускался на актрису режиссер. «Вон из искусства!» — кричала ему в ответ Раневская.

— Вы слышали, как не повезло писателю N.? — спросили у Раневской.

— Нет, а что с ним случилось?

— Он упал и сломал правую ногу.

— Действительно, не повезло. Чем же он теперь будет писать? — посочувствовала Фаина Георгиевна.

Даже любя человека, Раневская не могла удержаться от колкостей. Фаина Георгиевна рассказывала, вернее, разыгрывала миниатюры, на глазах превращаясь в элегантную красавицу Любовь Орлову — Любочку.

«Любочка» рассматривает свои новые кофейно-бежевые перчатки:

— Совершенно не тот оттенок! Опять придется лететь в Париж.

Еще один эпизод «из Орловой»:

— Ну что, в самом деле, Чаплин, Чаплин… Какой раз хочу посмотреть, во что одета его жена, а она опять в своем беременном платье! Поездка прошла совершенно впустую.

«Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами, — говорила Раневская, — что моль, живущая в нем, никак не может научиться летать!»

— Доктор, в последнее время я очень озабочена своими умственными способностями, — пожаловалась Раневская психиатру.

— А в чем дело? Какие симптомы?

— Очень тревожные: все, что говорит Завадский, кажется мне разумным.

Долгие годы Раневская жила в Москве в Старопименовском переулке. Ее комната в большой коммунальной квартире упиралась окном в стену соседнего дома и даже в светлое время суток освещалась электричеством. Приходящим к ней впервые Фаина Георгиевна говорила:

— Живу, как Диоген. Видите, днем с огнем!

Марии Мироновой она заявила:

— Это не комната. Это сущий колодец. Я чувствую себя ведром, которое туда опустили.

— Но ведь так нельзя жить, Фаина.

— А кто вам сказал, что это жизнь?

Миронова решительно направилась к окну. Подергала за ручку, остановилась. Окно упиралось в глухую стену.

— Господи! У вас даже окно не открывается…

— По барышне говядина, по дерьму черепок…

— Дорогая, я сегодня спала с незапертой дверью.

— А если бы кто-то вошел? — всполошилась приятельница Раневской.

— Ну сколько можно обольщаться, — пресекла Фаина Георгиевна собеседницу.

«Как вам идет этот халат!» — похвалила я как-то ее наряд. «Деточка, что же мне сейчас может идти, кроме гробовой доски?!» Я продолжала настаивать на своем. Тогда Раневская сказала: «Я поняла, что такое халатное отношение. Это когда встречаешь гостя в халате».

Комическое и трагическое переплеталось в ней и на сцене, и в жизни. Хорошо помню ее слова:

— Деточка, я так одинока! Все мои друзья уже ушли. Даже Бирман, а уж от него я этого не ожидала. (Из воспоминаний Марины Нееловой.)

Как — то все актеры ждали прихода Завадского, который накануне получил к своему юбилею звание Героя Социалистического Труда. Устав ждать режиссера, Раневская не выдержала: «Ну, где же наша Гертруда?»

Как-то на гастролях Фаина Георгиевна зашла в местный музей и присела в кресло отдохнуть. К ней подошел смотритель и сделал замечание:

— Здесь сидеть нельзя, это кресло графа Суворова-Рымникского.

— Ну и что? Его ведь сейчас нет. А как придет, я встану.

Когда Ахматова хотела поделиться с Раневской чем-то особенно закрытым, они шли к каналу, где в начале Ордынки был небольшой сквер. Там они могли спокойно говорить о своих делах, не боясь того, что их подслушает КГБ. Они назвали этот скверик «Сквер Лаврентия Павловича».

— Когда я выйду на пенсию, то абсолютно ничего не буду делать. Первые месяцы буду просто сидеть в кресле-качалке.

— А потом?

— А потом начну раскачиваться… К счастью, мне очень мало надо!

— Как Вы живете? — спросила Ия Саввина Раневскую.

— Дома по мне ползают тараканы, как зрители по Генке Бортникову, — отвечала Фаина Раневская.

Как-то на собрании театральной труппы с одной из актрис случилась истерика:

— Я знаю, вы только и ждете моей смерти, чтобы прийти и плюнуть на мою могилу!

Раневская отреагировала:

— Терпеть не могу стоять в очереди!

Когда в Москве, на площади Свердлова, установили памятник Марксу работы Кербеля, Раневская прокомментировала это так:

— А потом они удивляются, откуда берется антисемитизм. Ведь это тройная наглость! В великорусской столице один еврей на площади имени другого еврея ставит памятник третьему еврею!

Когда в Москву привезли «Джоконду», все ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:

— Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!

Когда приезжал театр Брехта вторично, Елена Вейгель спросила меня: «Почему же вы не играете «Кураж», ведь Брехт просил вас играть «Кураж», писал вам об этом?» Брехта уже не было в живых. Я долго молчала, не знала, что ответить. Потом виновато промямлила: «У меня ведь нет своего театра, как у вас». — «Но ведь genosse Завадский обещал Брехту, что поставит «Кураж». Я сказала, что у genosse Завадского — плохая память».

Крылатую фразу из фильма «Подкидыш» «Муля, не нервируй меня!» Раневская придумала сама. Потом не раз пожалела. Всю оставшуюся жизнь «Муля» преследовала её: так кричали мальчишки при виде её на улицах, эту фразу первой вспоминали при знакомстве с ней. Даже Брежнев на вручении ей в 1976 году (в связи с 80-летием) ордена Ленина вместо приветствия сказал: «А вот идёт наш Муля, не нервируй меня!» Раневская ответила: «Леонид Ильич, так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы!». Генсек смутился и добавил: «Простите, но я вас очень люблю».

На одесском рынке мужчина продает попугая и индюка. Раневская:

— Сколько стоит ваш попугай?

— Тысячу рублей, ведь он говорящий, может сказать «ты дурак».