Александр Елисеев - Русские в СССР. Потерпевшие или победители?

Возникло литературное направление «скифства», призвавшее вернуться к новому варварству. Оно явно указывало на «скифские», языческие истоки революции. Так, Блок, поднимая скифскую тему, явно апеллировал к «арийству», истоки которого уходят в глубь времен. В его дневнике можно прочитать такие строки: «Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и Франция. Мы свою историческую миссию выполним. Если вы хоть «демократическим миром» не смоете позор вашего военного патриотизма, если нашу революцию погубите, значит, вы уже не арийцы больше… Ваши шкуры пойдут на китайские тамбурины. Опозоривший себя, так изолгавшийся – уже не ариец. Мы – варвары? Хорошо же. Мы и покажем вам, что такое варвары. И наш жестокий ответ, страшный ответ – будет единственно достойным человека… Последние арийцы – мы».

Комментируя эти строки поэта, исследователь И.Л. Бражников замечает: «Не вызывает сомнений, что здесь идет речь о вековом (а скорее, и многовековом) споре о цивилизационной идентичности – ведь блоковское «вы» в дневниковой записи предельно конкретизировано: «рвань немецкая», «Англия и Франция», а «мы» здесь, конечно же, относится к русскому миру, или «славяно-русскому культурно-историческому типу», по Данилевскому, который должен прийти на смену «романо-германскому». Причина этой смены поэту видится как утрата западным миром своего лидерства среди «арийских» народов. Слово «арийцы» здесь проясняет контекст: Блок, как непосредственно перед ним Достоевский и в какой-то степени Вл. Соловьев, исходит из положения о первоначальном единстве индоарийских народов, он видит их общую миссию в истории, общую судьбу, которой «изменяют», с точки зрения поэта, европейцы и исполняют те, кого они считают «варварами» и «скифами», – те, от лица которых поэт уверенно говорит «мы» («Скифский сюжет»).

Крайне любопытно, что один из ведущих красных военачальников – М.Н. Тухачевский – на полном серьезе выступал за восстановление язычества. Об этом вспоминают его современники. Литератор Сабанеев пишет: «Им был составлен проект уничтожения христианства и восстановления древнего язычества, как натуральной религии. Докладная записка о том, чтобы в РСФСР объявить язычество государственной религией, была подана Тухачевским в Совнарком… В Малом Совнаркоме его проект был поставлен на повестку дня и серьезно обсуждался».

П. Фервак (Р. Рур), сидевший в лагере с Тухачевским, вспоминал: «Однажды я застал Михаила Тухачевского, очень увлеченного конструированием из цветного картона страшного идола. Горящие глаза, вылезающие из орбит, причудливый и ужасный нос. Рот зиял черным отверстием. Подобие митры держалось наклеенным на голову с огромными ушами. Руки сжимали шар или бомбу, что именно, точно не знаю. Распухшие ноги исчезали в красном постаменте… Тухачевский пояснил: «Это – Перун. Могущественная личность. Это – бог войны и смерти». И Михаил встал перед ним на колени с комической серьезностью. Я захохотал. «Не надо смеяться, – сказал он, поднявшись с колен. – Я же вам сказал, что славянам нужна новая религия. Им дают марксизм, но в этой теологии слишком много модернизма и цивилизации. Можно скрасить эту сторону марксизма, возвратившись одновременно к нашим славянским богам, которых христианство лишило их свойств и их силы, но которые они вновь приобретут. Есть Даждьбог – бог Солнца, Стрибог – бог Ветра, Велес – бог искусств и поэзии, наконец, Перун – бог грома и молнии. После раздумий я остановился на Перуне, поскольку марксизм, победив в России, развяжет беспощадные войны между людьми. Перуну я буду каждый день оказывать почести».

В этом плане показательны некоторые обстоятельства возникновения красноармейского символа номер один. Приказ Наркомата по военным делам № 321 от 7 мая 1918 года, регламентирующий ношение красной звезды, гласил: «Красноармейский значок есть принадлежность лиц, состоящих на службе в войсках Красной армии. Лицам, не состоящим на службе в войсках Красной Армии, указанные знаки предлагается немедленно снять. За неисполнение сего приказа виновные будут преданы суду военного трибунала». Историк А. Первушин пишет по этому поводу: «Свой выбор руководство РККА объясняло следующими мотивами. Во-первых, форма звезды представляла «древнейший символ оберега». Во-вторых, красный цвет символизировал революцию, революционное войско» («Оккультный Сталин»).

Очевидно, в самом начале красная звезда должна была служить символом исключительно военного слоя, а не партии большевиков. А если так, то и продвигала ее именно что военная верхушка. Причем здесь имела место быть некая воинская мистика, если только не сказать магия. Красный цвет – цвет пролитой в боях крови – тут есть о чем порассуждать.

Любопытно, что еще до революции А. Богданов – социал-демократ, находящийся еще левее большевиков, написал роман «Красная звезда», в котором речь шла о Марсе, Красной планете. Богдановские марсиане, живущие в условиях коммунизма, достигли бессмертия благодаря особым технологиям обмена кровью между молодыми и пожилыми. Они изображены уродливыми, причмокивающими существами. Потрясает сходство между романом Богданова и произведением Герберта Уэллса «Война миров». Последний приписывает жителям красной планеты тот же самый вампиризм – инопланетные захватчики у него пьют кровь людей. (Знатоки «оккультных наук» обращают внимание на то, что Марс получил название «красной планеты» благодаря древнеегипетским жрецам – в их астрологии он имел огромное значение.) К слову, в советской фантастике, особенно ранней, чаще всего звучит именно марсианская тема (ярчайший пример – «Аэлита»).

И вообще, в большевистской революции явно заметна тема вампиризма, которая связана еще и с темой великанов. Уже само слово «большевик» вызывает ассоциации с чем-то большим, огромным, титаническим. Большевизм, затрагивая многие древние архетипы, воспроизвел миф о восстании титанов и гигантов против богов. Само собой, воспроизвел он его на новом уровне. (Титанический характер большевизма великолепно выразил художник Б.М. Кустодиев в своей картине «Большевик».)

У русских есть предания о некоем народе «чудь», который ушел под землю, скрываясь от Белого Царя. В преданиях эта чудь была великанского роста. Кроме того, она имела красный цвет кожи, что сразу заставляет вспомнить о красном цвете революции и о красном значении слова «русь». Само собой, речь здесь идет не о летописной финно-угорской чуди. Хотя любопытно, что Иван Бунин в «Окаянных днях» описывал революцию как «чухонский» бунт. Он утверждал, что в народе есть два типа: «Русь» и «Чудь». И революцию он явно считал порождением последней: «А сколько лиц бледных, скуластых, с разительно асимметричными чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья, – сколько их, этих атавистических особей, круто замешанных на монгольском атавизме! Весь, Мурома, Чудь белоглазая…»