Наталия Метлина - Все о моей мафии

Северное кладбище, где похоронили главного глухого Ростова-на-Дону. В кладбищенской конторе мы представились родственниками покойного и попросили помочь с поиском могилы. По негласной традиции новой России на центральных аллеях городских погостов хоронят либо выдающихся сынов отечества, либо криминальных авторитетов. Гагу-лаев лежит недалеко от входа. На момент нашего визита на могиле устанавливали многотонный гранитный монумент. А рядом возвышался памятник, с которого на нас смотрел некто Сергей Цололо (он же в прошлом Сергей Юткевич, вор в законе по кличке Юта). Потом в ФСКН нам рассказали, что именно Юта прикрывал Гагулаева. Партнеры и на кладбище оказались вместе. Юта умер своей смертью 27 марта 2006 года, а через четыре месяца был убит и его протеже. Мы отправились по второму адресу прописки Гагулаева, который мы подглядели в кладбищенской конторе, — Казахская, 78. Дверь открыла глухая пожилая женщина. Она оказалась тещей покойного, и, по всей видимости, зятя убили прямо на ее глазах. Она жестами объяснила нам, куда был ранен Гагулаев, и вынесла его портрет. Красивый молодой южанин смотрел на нас с фотографии надменно и холодно. Как человек с таким темным прошлым мог попасть на пост председателя ростовского общества глухих — теперь нам стало понятно. В свое время интересы спортсменов тоже представляли криминальные авторитеты и бандиты. Причем делали это неплохо. А обездоленному, забытому государством спортсмену или инвалиду по слуху не важно, кто протянет ему руку помощи. Правда, бандитская благотворительность не длится долго. Ее традиционно обрывает пуля наемного убийцы...

Всероссийское общество глухих сегодня чувствует себя не лучшим образом. Большинство социальнореабилитационных предприятий ВОГа нуждаются в серьезной государственной поддержке. Многие годы ВОГ добивается придания языку жестов статуса одного из языков народов России. А ведь глухие — это действительно отдельная непризнанная народность со своими законами и системой выживания. У них все свое — и даже конкурсы красоты и вокальноинструментальные ансамбли. Но на самом деле неслышащих в России гораздо больше. Мы и есть огромная страна глухих, где нет места слабым и беспомощным. Где царят жесткие законы, без жалости, понимания и сострадания. Глухие не слышат нас, а мы не слышим их, не стремимся и не пытаемся понять проблемы инвалидов. «Не верь, не бойся, не проси...» — таков девиз тех, кто вступает в нашу жизнь в полной тишине. И в этом есть доля истины — не услышат, не помогут, не простят.

К книжной мафии я подбиралась долго. Мой приятель, борец за права детдомовцев Валера Семенов как-то рассказал мне о нескольких годах жизни издательства «Дрофа». Вернее, об убийствах трех его топ-менеджеров. Мне тогда показалось, что в такой области, как книгоиздание, уж никак не может быть кровавых разборок. Ан, нет. Там, где крутятся большие деньги, резко падает цена человеческой жизни. И что самое интересное, «Дрофа» на тот момент, а речь шла о конце 1990-х, была одним из ведущих издательств, выпускавших школьные учебники. Несмотря на то, что убийства до сих пор не раскрыты, многие связывают эти преступления именно с миллионными госзаказами на учебную литературу. Более того. В тот же период были совершены покушения на вице-мэра Москвы, курировавшего социальный блок, — Валерия Шанцева, главу департамента образования Любовь Кезину. Убитая генеральный директор «Спартака»

Лариса Нечаева также была крупным чиновником в «Дрофе». Все эти истории никак напрямую не связывались у меня в единую цепь. Но я чувствовала, что связь между ними существует, и попыталась эту связь нащупать. И, как всегда, начала с недалекого советского прошлого.

«С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре». Это потом уже идут товарищи, песня матери, буденовка отца. Но школьный учебник — всегда был в этом списке первым. И объяснял ребенку, в какой стране он живет, что было до него и чем нужно гордиться. Это придумали не русские — это международный опыт воспитания гражданина. Чем прочнее позиции государства, тем неизменнее постулаты учебников. Американцы 200 лет твердят про демократию. И все 200 лет насаждают ее принципы в школах.

У нас все иначе. Откройте советский учебник, и вы поймете, в какой конкретно исторический момент он был издан. Сталин первым понял, что ребенку нужна настольная книга, в которой должна быть сосредоточена государственная идеология. Обучение на протяжении 75 лет велось по единой программе, по одним и тем же учебникам. Они были бесплатными, и 17 издательств обеспечивали ими с лихвой весь Советский Союз. Содержание учебников колебалось вместе с линией партии. После ХХ съезда КПСС, например, были внесены изменения в учебники истории — убрали многие фотографии Сталина.

В 1970-е годы страна, как утверждали ее лидеры, стояла одной ногой в социализме, а другой уже в коммунизме. Школа же, застрявшая где-то посередине, нуждалась в изменении образовательной программы. Эти изменения могли быть внесены только с разрешения ЦК. Профессор Дмитрий Зуев, с которым мы познакомились в процессе работы над этой программой, — энергичный и неравнодушный старик, в тот период был заведующим куйбышевским Отделом народного образования и рьяно выступал против школьного консерватизма. Его вызвали в ЦК и сказали: «Хватит болтать. Если вам все не нравится, приезжайте в Москву, берите издательство “Просвещение” в свои руки и наводите там порядок». Перестроить работу главного издательства оказалось непросто. И тем не менее свет увидели десятки новых экспериментальных учебников. По ним учились все, кто должен был впитывать идеи социализма, — дети в республиках СССР, странах Восточной Европы и третьего мира. «Просвещение» выпускало 180 миллионов учебников в год. Иное положение было в художественной литературе. Все, что издавалось дефицитного, распространялось только по блату. Для того чтобы познакомиться с творчеством Мориса Дрюона или Жоржа Сименона, советскому человеку надо было сначала прочитать 20 килограммов газеты «Правда», затем вернуть государству прочитанное в виде макулатуры, и только после этого выдавали заветный томик. Но был и альтернативный способ — полукриминальный. Через книжных спекулянтов. Бывшие книжные спекулянты в перестройку и возглавили многочисленные частные издательства. Они-то и внесли перемены в школьное хозяйство.

Начался период отрицания всего старого доброго и повальное увлечение новым. Издатели решили, что для того, чтобы писать учебник, вовсе не нужно быть заслуженным человеком. Люди, не имевшие ни достаточной квалификации, ни опыта, ваяли свои версии алгебры, истории, географии. Учебники стали появляться без рецензий, без апробаций. Их писали кришнаиты, диссиденты, ортодоксы, коммунисты. И в каждой книге еще и грубейшие фактические ошибки. Естественно, это вызвало озабоченность и преподавателей, и ученых. Государство отдало на откуп дельцам одно из главных идеологических орудий — школьные учебники, ведь их издание стало самым прибыльным и гарантированным сектором издательского бизнеса. Словосочетание «печатать учебники» стало синонимом «печатать деньги». Прибыли частных издательств доходили до 1000 процентов. Многие даже отказались от художественной литературы в пользу учебной. В создании полотна «Книжная лавочка» мне очень здорово помогла журналистка одной из московских газет Виктория Молодцова. Она лично была знакома со многими из тех, о ком пойдет речь в моем опусе, и кого, увы, уже нет в живых.