Андрей Буровский - Расправа над СССР – предумышленное убийство

Неудачники руководили, раздувая недовольство и мятеж. А избалованные дети, советская интеллигенция с наивно выкаченными глазенками, если не участвовали в этой гадости, то и не протестовали. Мы молчаливо соглашались с бредом, который плели «диссиденты», а позже – «демократы» и воры всех мастей, часто на зарубежные деньги. С нашего согласия и при нашем участии у нас отняли ту самую спокойную сытую жизнь, которая нас породила.

И обрушили нашу империю… За которую наши предки платили кровью, между прочим.

Стоит послушать коммунистов – у них получается, что все люди поголовно сначала строили коммунизм, потом так же дружно рядами и колоннами пошли в «диссиденты», а потом так же дружно во всем на свете разочаровались.

В своем эссе Григорий Померанц выражает эту мысль предельно ясно: «Дедушки пьют, потому что не построили хрустальный дворец. Родители пьют, потому что не разрушили хрустальный дворец. Внуки пьют, потому что им на все наплевать» [113].

Под «хрустальным дворцом», судя по всему, имеется в виду коммунизм.

Не может быть ничего дальше от реальности. Такую судьбу имеют только те семьи, которые с 1920-х были убежденными «строителями светлого будущего», то есть от силы всего 2–3% населения. Абсолютное большинство живших в СССР не имели дедушек, жаждавших «построить хрустальный дворец». Число потомков, жаждавших «разрушить хрустальный дворец», если и больше – не намного.

Подавляющее большинство советских людей были не столько советскими, сколько подсоветскими. Коммунистическая идеология была стране навязана, а под ней и вне нее с самого начала шла своего рода «теневая духовная жизнь». В том числе и в сознании членов КПСС. И даже членов ЦК КПСС.

К тому же пафос построения коммунизма выдыхался быстро и фатально. На протяжении жизни всех послевоенных поколений шла только деградация идей, под которые создавался Союз.

Уже к середине 1970-х коммунизм напоминал проткнутую автомобильную шину или баню, из которой вышел пар. Ни построения коммунизма к 1980-му, обещанного Хрущевым, ни реализации других лозунгов и программ никто особенно не ждал. Да и построение коммунизма воспринималось в лучшем случае с юмором. В духе злобноватого анекдота:

– Наши дети будут жить при коммунизме!

– Хе-хе-хе!!! Там им и надо, волосатикам!

На фасадах зданий в СССР красовалось «Наша цель – коммунизм!» и «Да здравствует КПСС!». Воспринималось это примерно так же, как в наше время воспринимается «Пей кока-колу!» или «Выгодный вклад: 17% годовых!».

Всю свою жизнь мы наблюдали, как навязанная нам общая идеология, официозная идеология СССР, трещит по всем швам. Пионеров водили к Вечному огню, шли слеты под горн и барабан с воплями «Будь готов!». Сегодня масса бывших пионеров рассказывает, какое отвращение испытывали они к официозу уже октябрятами, когда им на грудь прикалывали значки с Лениным.

Позвольте старому, заслуженному белогвардейцу заверить – что-то много развелось таких борцов с колыбели. Я не припомню таких. Мы были послушные мальчики и девочки, мы исполняли, что нам говорили. Нам и в голову не приходило ни с чем и ни с кем бороться. Да и зачем? Мы исполняли обряд и шли заниматься своими делами.

А становясь взрослыми, мы хотели в первую очередь заниматься чем-то интересным. У многих из нас была полная возможность получить «интересные» профессии. А если и не было, мы уходили в разнообразнейшие «клубы по интересам». Не от идеологии, а уходили «к себе», в свою собственную взрослую жизнь. Частная жизнь для большинства из нас все больше становилась важнее общественной.

Брежнев и верхушка ЦК отказаться от коммунистической идеологии не были готовы – в этом их и беда, и вина, и ошибка, и преступление – все вместе. Но страна жила не по идеологии. Она жила после идеологии.

После того как в конце 1960-х установился принцип «несменяемости», чиновники из номенклатуры сидели на своих постах и по 15, и по 20 лет… Поэтому иногда «перестройку» называют «революцией вторых секретарей»: «вечно вторые» секретари отчаялись иначе сделаться первыми…

В этом есть резон, но ведь вторые секретари не больше первых намеревались развалить СССР. При этом и те и другие могли иметь весьма различные политические убеждения.

Наивно видеть КПСС монолитным идеологическим единством. В верхушке КПСС насчитывали по крайней мере четыре «внутренних партии»: брежневистов, сталинистов, либералов и националистов.

Брежневисты считали, что все в порядке, и никаких перемен вообще не хотели.

Сталинисты хотели вернуться ко временам, когда «был порядок», а за опоздание на работу давали от 5 до 10 лет.

Националисты хотели изменить идеологию правящей партии, но, как правило, вовсе не собирались изменять самого принципа партократии. Среди них были сторонники самых разных идей – от евразийства до православного фундаментализма. Фактически это были потенциальные представители разных партий, объединенных по одному, хотя и очень важному, принципу.

К тому же в каждой республике националисты были свои. Не отменяя командно-административной системы, они хотели своего, местного, национального социализма: киргизского, грузинского или русского. Какие нешуточные страсти кипели, показывает хотя бы судьба Петра Ефимовича Шелеста…

Невозможно назвать плохим коммунистом человека, который инициировал ввод советских войск в Чехословакию в 1968 году… Но, оставаясь коммунистом, Шелест был еще и украинским националистом.

На должности первого секретаря ЦК КПУ он инициировал создание Историко-культурного заповедника на Хортице, Музея народной архитектуры и быта Украины в Пирогово, дворца культуры «Україна»; при нем писалась многотомная «История городов и сел Украинской ССР», Шелест критиковал Е.А. Евтушенко, обвинял его в еврейском национализме; кажется, он и правда считал Евтушенко евреем. Он лично защищал писателей Николая Виграновского и Ивана Драча, обвиненных в национализме.

При нем книга И. Дзюбы «Интернационализм или русификация?» была размножена небольшим тиражом и роздана крупным партийным функционерам, типа секретарей обкомов. Тогда же вышли в официальной печати рассказы, позже признанные «вредными» и «националистическими»: «Тени забытых предков» Сергея Параджанова, «Ночь накануне Ивана Купалы» Ильенко. Все это, конечно, только интеллигентская болтовня на границе разрешенного и запрещенного, но важно – Шелест это поддерживал.

И пострадал: 19 мая 1972 года Шелест был снят с должности, переведен в Москву, председателем Совмина СССР. Вроде бы чуть не повышение? Но в апреле 1973-го он написал заявление об освобождении от работы в связи с уходом на пенсию.