Андрей Буровский - Нерусская Русь. Тысячелетнее Иго

Правительство жестко подавляло погромы. В Борисове «солдаты стреляли и убили нескольких крестьян» [191]. «В Нежине войска остановили погром, открыв огонь по толпе крестьян-погромщиков; несколько человек было убито и ранено» [192].

В Балте 29–30 марта 1881 года погром продолжался полтора суток. Были повреждены или разрушены 976 домов, 278 лавок, 31 винный погреб, причинен материальный убыток на полтора миллиона рублей. Было ранено 211 человек, из них 39 – тяжело. 12 человек убито или позже умерло от ран. Зафиксировано 20 случаев изнасилований.

Местные власти явно потворствовали погромщикам, но в ночь на 31 марта появился губернатор Милорадович с войсками. Губернатор лично выступал, расклеил объявление на улицах и предупредил, что, если беспорядки продолжатся, он прикажет войскам применять оружие. Милорадович велел сдать все похищенные у евреев вещи и предупредил, что кто не сдаст – будет отвечать по всей строгости закона, как за разбой (многие сдали).

Было арестовано 50 человек; правая пресса обвиняла губернатора в том, что он не арестовал ни одного еврея, а арестованных отпустил. На что Милорадович ответил, что не арестовывает людей, защищавших свои семьи и свое имущество.

Угаснув в Балте, погром переместился в уезд, где народ-богоносец громил еврейские колонии, уничтожал даже птицу и скот, пока не был усмирен войсками.

Погромы 1880-х произвели огромное впечатление на все общество. Резко увеличилась еврейская эмиграция в США.

А Кишиневский погром 1903 года окрывает новую страницу еврейско-российского противостояния. Это первый погром совершенно нового типа, не похожий на события 1881–1882 годов.

Во-первых, во время этого погрома уже не только расточали или разграбляли чужое имущество. Противники старались друг друга ранить или убить.

Число убитых называли от «42, из которых 38 евреев», «раненых всего 456, из коих 62 христианина… 8 с огнестрельными ранами» [193]. И до 53 убитых [194].

В Балте было 20 изнасилований. Прошло 20 лет, и теперь никто не стал «бесчестить» еврейских женщин в Кишиневе. Значит, шли не насиловать и не грабить. Тут шли друг на друга с иными целями: бить, убивать.

Во-вторых, этот погром начался с нападения вооруженной еврейской молодежи на христиан.

Уже после погромов 1880-х виднейшие писатели и общественные деятели еврейского происхождения – Дубнов, Ахад-Гаам, Ровнинский, Бен-Ами, Бялик – призывали к созданию своих вооруженных сил: «Братья… перестаньте плакать и молить о пощаде. Не ждите помощи от своих врагов. Пусть вам поможет ваша собственная рука» [195].

«Отряды еврейской самообороны» стали расти, как грибы. Называя вещи своими именами, это было то, что в наше время называется таким неопределенным словосочетанием: «незаконные вооруженные формирования». (Характерно, что ни разу не было создано ничего похожего на «отряд христианской обороны», то есть незаконное вооруженное формирование христиан для нападения на евреев.)

За 14 лет своего дальнейшего бытия, с 1903 по 1917 год, правительство Российской империи ни разу не разоружило ни одного «отряда еврейской самообороны» и не предало суду его организаторов. Тогда как в любом нормальном государстве такие формирования разоружают, разгоняют, а виновных в незаконном провозе оружия судят и приговаривают к длительным срокам заключения.

К Гомельскому погрому 29 августа 1903 года, где евреи убивали христиан, уже давно готовились. Там «тотчас после кишиневских событий приступили к организации самообороны» [196]. Еще 1 марта 1903 года члены еврейской социалистической партии Бунд отпраздновали годовщину «казни Александра II»: выехали за город и палили из револьверов по портретам государя. Потом пили водку, плясали… Одним словом, развлекались как могли.

Впрочем, согласно полицейским донесениям, и в других случаях «Некоторые гомельские обыватели имели возможность наблюдать целые учения еврейской молодежи… за городом человек до ста участников».

В день погрома после базарной драки «отовсюду раздавались крики: «Евреи! Евреи! На базар! Русский погром!»

«Побросав покупки, крестьяне… спешно стали выезжать из города… Очевидцы свидетельствуют, что, настигая русских, евреи били их нещадно, били стариков, били женщин и даже детей. Одну девочку, например, стащили с подводы и, схватив за волосы, волочили по мостовой». Крестьянин Силков стоял в стороне, ел булку. К нему подбежал еврей, нанес смертельный удар ножом в шею и убежал, скрылся в толпе.

Все дальнейшие погромы, в том числе самые знаменитые погромы того времени: Киевский погром 13–20 октября 1905 года и Одесский погром 13–18 июня 1905 года, идут по тому же сценарию:

1. Начинается революционная агитация, и еврейская молодежь играет в ней самую выдающуюся роль.

В ходе этих манифестаций революционная молодежь (и русская, и еврейская, но еврейской численно больше) чинит насилия над студентами и гимназистами, которые не хотят принимать участия в событиях. Рабочие-евреи чинят насилие не только над хозяевами предприятий, но и над теми рабочими, которые не хотят бастовать и участвовать в революции. Потом начинаются насилия и над остальным населением. Скажем, когда в Киеве схваченных на улице людей заставляют кричать «Долой царя!» или «Ура революции!» Активнее всех в этом именно еврейская молодежь [197].

2. В ходе манифестаций, митингов, демонстраций много раз оскорбляются чувства русского населения. Еврейская молодежь стреляет в портреты царя, демонстративно рвет их на части, выкрикивает оскорбительные лозунги. В Киеве некий «рыжий жид» просунул свою голову сквозь портрет Николая II и заорал: «Теперь я ваш царь, поклоняйтесь!»

В Одессе возили по улицам чучело без головы с надписью: «Вот самодержавие», носили дохлую кошку, собирая деньги «на смерть Николая» и «на похороны царя». В Одессе дошло до криков из толпы пресловутой «еврейской молодежи» в толпу русских: «Мы вам дали Бога, теперь дадим и царя!», «Теперь мы будем управлять вами!»

Любопытно, что этот крик, засвидетельствованный множеством свидетелей, современные еврейские историки тоже пытаются отнести на счет «антисемитской публицистики» [198].

3. В ходе революционных событий именно еврейская молодежь проявляла самую отталкивающую жестокость. В той же Одессе толпа евреев с красными флагами долго гонялась за двумя городовыми. Один убежал через чердак и крышу; другой же, с грузинской фамилией Губия, сдуру спрятался на чердаке, и его так изувечили «колами, топорами, железными палками», что он по дороге в больницу умер, а отрубленные пальцы потом нашел во дворе дворник [199].

Возможно, со стороны россиян было нехорошо, неправильно замечать национальность этих преступников. Спорить не буду. Но они вот, нехорошие такие, «почему-то» замечали, что евреи ведут себя в революции не так, как русские. Им это по странной причине не нравилось, и погром становился реакцией… скажем так, не самой образованной и разумной части российского населения.