Джейкоб Аппельбаум - Шифропанки: свобода и будущее Интернета

ДЖУЛИАН: Даже если компания вроде Facebook или Twitter говорит, что будет хранить информацию в тайне.

ДЖЕЙКОБ: Именно. Опять же граница между государством и бизнесом размывается. Может быть, это самое важное в нашем разговоре – сказать, что АНБ и Google являются партнерами по обороне США в секторе кибербезопасности.

ЭНДИ: Что бы «кибербезопасность» в данном контексте ни означала. Это широкое понятие.

ДЖЕЙКОБ: Они пытаются до минимума сузить сферу применения закона о свободе информации, чтобы хранить все в тайне. Кроме того, власти США заявляют, что у них есть право выдавать административный ордер, более суровый, чем ордер на обыск, потому что третья сторона обязуется не сообщать тебе об этом ордере, и у тебя нет права протестовать – в дело вовлечена третья сторона, у которой нет конституционного права защищать твои данные.

ДЖУЛИАН: Третья сторона – это Twitter, или Facebook, или твой интернет-провайдер.

ДЖЕЙКОБ: Да кто угодно. Мне сказали, что те же правила применяются, когда речь идет о приватности банковских данных или о телефонном разговоре. Ты добровольно сообщаешь свой номер телефонной компании, когда звонишь с него. Ты же это знал, да? Используя телефон, набирая чей-то номер, ты все равно что говоришь себе: «Я знаю, что разговор не будет приватным». С компьютером связь еще менее очевидна. Люди не понимают, как работает интернет, – как работают телефонные сети, они тоже не знают, – но суды все время подтверждали отсутствие приватности, и в нашем деле с Twitter, о котором я, увы, не могу говорить, потому что в действительности живу в несвободной стране, суд постановил, по сути, то же самое [62] . Полное безумие – понимать, что мы делимся с этими компаниями всеми нашими личными данными, а компании потом фактически приватизирует тайная полиция. Если говорить о Facebook, у нас есть теперь демократическая слежка. Вместо того чтобы платить людям, как делало Штази в ГДР, мы воспеваем социальные сети как субкультуру – там ведь трахаются. И заодно доносят на друзей: «Ах, эти двое обручились»; «Ух ты, они расстались»; «Ох, я знаю, кому мне надо позвонить».

ЭНДИ: Есть люди, которые сумели прижать Facebook и получить всю сохраненную информацию о себе, ссылаясь на европейский закон о защите данных, и самый маленький файл весил 350 мегабайт, а самый большой – около 800 мегабайт [63] . Что любопытно, по этому закону Facebook вынужден был обнародовать структуру своей базы данных. Всякий раз, когда вы входите в систему, она сохраняет всю информацию о вас – каждый ваш клик – и запоминает, как долго вы остаетесь на той или иной странице, так что Facebook может решить, нравится она вам, не нравится и т. д. Как оказалось, ключевым идентификатором в структуре базы данных Facebook является слово target – «мишень». Они называют людей не «подписчиками», не «юзерами», а targets, мишенями, на что вы можете сказать: «О’кей, это маркетинговый термин…»

ДЖУЛИАН: И он используется внутри системы.

ЭНДИ: Да, но это может быть мишень и в военном смысле – или в том, в котором говорят о мишенях в разведке. Как именно используется информация – зависит от обстоятельств.

ДЖУЛИАН: Да. Это-то и страшно.

ЭНДИ: Ты разложил все по полочкам. Раньше мы говорили, что пользователь Facebook на деле – не клиент. В реальности он – продукт, а настоящий клиент – рекламодатели. Это наименее параноидальное, самое безобидное описание того, чем занимается данная социальная сеть. Проблема в том, что нельзя винить компанию в подчинении законам конкретной страны. Соблюдать законы – нормально, не соблюдать – преступно. Так что ты не можешь сказать: «Эй, они соблюдают закон!» Разве это обвинение?

ДЖЕЙКОБ: Тут есть кое-что, с чем я должен поспорить. Если ты создаешь систему, сохраняющую все данные о человеке, и при этом знаешь, что живешь в стране, законы которой могут заставить тебя выдать информацию власти, вероятно, тебе не стоит создавать такую систему. И есть разница между приватностью, вытекающей из политики компании, и приватностью, встроенной в систему изначально. Если люди для тебя – мишени, и ты живешь в стране, власти которой склонны смотреть на мир через прицел… Согласись, размести Facebook серверы в Ливии времен Каддафи или в Сирии при Ассаде, это оказалось бы жутчайшей халатностью. Тем не менее ни одна повестка национальной безопасности за последние год или два не связана с терроризмом. Их было около 250 тысяч, они касались чего угодно, но только не терроризма [64] . Компании знают, что происходит, и у них есть серьезные этические обязательства, вытекающие из простого факта: они создали свои системы и построили бизнес на том, что фактически продают пользователей. Это все даже не связано с технологией. Никакой технологии – чистая экономика. Компании решили, что важнее сотрудничать с властями, продавать своих клиентов, нарушать их приватность и быть частью системы контроля – чтобы потом тебе заплатили за то, что ты причастен к слежке, причастен к контролю, – чем противостоять власти, и теперь они – часть системы контроля. Они стали соучастниками и несут за это ответственность.

ЭНДИ: Этические обязательства – не главный коммерческий довод сегодня, верно?

ЖЕРЕМИ: Самое время задать вопрос: где тут выход – как для индивидуального пользователя, так и для общества в целом? Существуют технические решения – скажем, децентрализованные сервисы, когда каждый хранит свою информацию у себя, или шифрование данных, когда каждый доверяет близким провайдерам, помогающим ему с шифрованием, и т. д. Есть политические решения, их мы обсудили. Я не уверен, что в данный момент мы можем решить, какой из двух подходов лучше. Мне кажется, мы должны реализовывать их параллельно. Нам нужно бесплатное программное обеспечение, которое любой желающий способен понять и модифицировать, и все могут удостовериться в том, что программа делает то, что должна делать. Я думаю, бесплатное ПО – одна из основ свободного онлайн-общества, оно позволяет всегда контролировать машину и не дает машине контролировать тебя. Нам нужна сильная криптография, чтобы информацию, предназначенную только для нас, не смог прочесть никто другой. Нам нужны средства коммуникации вроде Tor или криптофонов, позволяющие общаться только с теми, с кем мы хотим. Однако власти и отдельные компании всегда могут оказаться сильнее нас, «ботанов», и нашей способности разрабатывать и распространять эти технологии. При создании технологий нам способны помочь законы и средства, которыми располагают граждане, чтобы можно было установить контроль над технологией – пусть и не всегда в реальном времени – и наказывать тех, кто использует ее неэтично, нарушая приватность граждан.