Эмманюэль Тодд - После империи. Pax Americana – начало конца

Три месяца спустя мир, казалось, вновь обрел нормальное равновесие. Америка победила, вновь став после нескольких бомбардировок всемогущей державой. Вассалы полагали возможным вернуться к своим обычным делам, в основном экономическим и внутренним. Противники готовились возобновить с того места, где они остановились, свои вечные обличения американской империи.

Но все же ожидалось, что рана, нанесенная 11 сентября, — впрочем, относительно небольшая по сравнению со страданиями в войнах европейцев, русских, японцев, китайцев и даже палестинцев — приблизит Америку к общей участи человечества, сделает ее более чувствительной к проблемам бедных и обездоленных. Миру пригрезилось: признание всеми, вернее, почти всеми странами легитимности власти Соединенных Штатов привело к появлению подлинной империи добра, где подвластные народы всей планеты признают центральную власть, а властвующие американцы подчиняются идеям справедливости. Однако именно в этот момент поведение Соединенных Штатов на международной арене повлекло за собой начало пересмотра их образа. В течение всего 2002 года вновь стала проявляться тенденция к односторонности, которая была заметной уже во второй половине 90-х годов: в декабре 1997 года Вашингтон отказался подписывать Оттавский договор, запрещающий противопехотные мины, а в 1998 году — соглашение о созданий международного суда по уголовным делам. История, казалось, вернулась в прежнее русло, когда Соединенные Штаты отказались присоединиться к Киотскому протоколу об ограничении выбросов углекислого газа.

Борьба против «Аль-Каиды», которая могла бы институционализировать легитимность Соединенных Штатов, если бы она велась с умеренностью и разумно, выявила, напротив, во много раз возросшую безответственность. За несколько месяцев облик Америки, самовлюбленной, возбужденной и агрессивной, пришел на смену облику нации униженной, симпатичной и необходимой для нашего равновесия. Такова ситуация сегодня. Но что же происходит на самом деле?

Ведь самое тревожное в нынешней ситуации — в том, что по сути отсутствует удовлетворительная модель объяснения мотиваций поведения Америки. Почему «одинокая сверхдержава» не предстает, согласно установившейся после Второй мировой войны традиции, в основе своей страной разумной и добронравной? Почему она стала так активна, порождая нестабильность? Потому что она всемогуща? Или, напротив, потому, что она чувствует, что нарождающийся новый мир ускользает из-под ее контроля?

Прежде чем приступить к выработке мотивационной модели поведения Соединенных Штатов на международной арене, нам следует избавиться от стандартизированного образа Америки, у которой будто бы есть одна проблема — проблема избытка могущества. От профессионалов антиамериканизма нам в этом деле никакой пользы не будет, а мыслители истеблишмента могут послужить весьма надежными проводниками.

Патентованные американофобы предлагают привычный ответ: Америка, порочная по своей природе, — государственное воплощение пагубности капиталистической системы. И сегодня для закоренелых ненавистников Америки, будь они почитателями мелких провинциальных деспотов типа Фиделя Кастро или нет, осознали ли они безусловный крах плановой экономики или нет, наступил праздник. Ибо они могут наконец говорить, не вызывая улыбки, о негативном вкладе Соединенных Штатов в равновесие и благополучие планеты. Но не будем обманывать себя: соответствие взглядов этих структурных критиков Америки реальностям и нашему времени — это соответствие остановившихся часов, которые все же дважды в сутки показывают правильное время. Кстати, самыми типичными среди них являются сами же американцы. Читайте публикации Ноама Чомски. Вы не обнаружите там никакого понимания перемен в мире. После, как и до исчезновения советской угрозы, Америка у него остается все такой же милитаристской, притесняющей других, и так же ложно либеральной сегодня в Ираке, как и четверть века тому назад во Вьетнаме (См.: Chomsky N. Rogue States. The Rule of Force in World Affairs. — L.: Pluto Press, 2000). Но Америка, по мнению Чомски, не только порочна, она еще и всемогуща.

В качестве более современного и более сконцентрированного на вопросах культуры примера можно привести книгу «Джихад против Мак-мира» Бенджамина Барбера, который рисует нам картину мира, опустошенного войной между презренной американской инфракультурой и не менее ненавистными пережитками трайбализма (Barber B.R. Jihad vs. Mc World. How Globalism and Tribalism are Reshaping the World. — N.Y.: Ballantine Books, 1995.). Но объявленное им торжество американизации свидетельствует о том, что и Бенджамин Барбер, вопреки своей критичности и не сознавая сам это полностью, является американским националистом. Ведь он тоже переоценивает могущество своей страны.

В том же регистре переоценки мы обнаруживаем понятие «американское гипермогущество». Какое бы уважение ни внушала внешняя политика, проводившаяся Юбером Ведрином во времена, когда он был министром иностранных дел, мы должны признать, что это понятие, которое ему столь нравится, скорее ослепляет аналитиков, нежели освещает им путь.

Все эти рассуждения не помогают нам понять сегодняшнюю ситуацию. Они заранее предполагают преувеличенные представления об Америке, иногда в измерении зла и всегда в измерении могущества. Они не позволяют нам проникнуть в тайну американской внешней политики, поскольку ответ надо искать в сфере ее слабости, а не могущества. Блуждающая и агрессивная, напоминающая походку пьяницы стратегическая траектория «одинокой сверхдержавы» может быть удовлетворительно объяснена только на пути выявления нерешенных или неразрешимых противоречий и вытекающих отсюда чувств неудовлетворенности и страха.

В этой связи чтение трудов аналитиков американского истеблишмента проливает больше света на реальность. Несмотря на все противоречия между ними, у всех: и у Пола Кеннеди, и у Сэмюэля Хантингтона, и у Збигнева Бжезинского, и у Генри Киссинджера, а также у Роберта Гилпина — мы обнаруживаем выдержанное, спокойное видение Америки, которая, будучи далеко не непобедимой, должна жить в условиях неумолимого сокращения своего относительного могущества во все более населенном и развитом мире. Анализ американского могущества носит многоплановый характер: экономический — у Кеннеди и Гилпина, культурный и религиозный — у Хантингтона, дипломатический и военный — у Бжезинского и Киссинджера. Но везде мы встречаемся с обеспокоенностью недостаточной силой Соединенных Штатов, мощь которых в мире представляется уязвимой и находящейся под угрозой.