Эмманюэль Тодд - После империи. Pax Americana – начало конца

Движение американского общества и экономики к неравенству и особенно к неэффективности изменило на 180 градусов взаимоотношения между Соединенными Штатами и миром. Независимая супердержава в 1945 году, Америка полвека спустя стала для мировой экономики своеобразной черной дырой, поглощающей товары и капиталы, но неспособной в обмен поставить эквивалентные блага. И чтобы обеспечить контроль над миром, который ее кормит, она должна пересмотреть свое предназначение и отказаться от роли кейнсианского потребителя в последней инстанции. Это нелегко. Ее новое предназначение как державы-гегемона может быть только политическим и военным. Она должна заставить признать себя в качестве государства планетарного масштаба, обрести мировую монополию на легитимное насилие.

Между тем Америка не располагает необходимыми ресурсами для осуществления такой реконверсии, идет ли речь о «hard power» или «soft power», если использовать столь дорогие Джозефу Наю понятия.

Свобода обмена, как мы видели, приводит в планетарном масштабе к появлению трудностей роста и становится тормозом в достижении процветания всего мира. В краткосрочной перспективе этот принцип кормит Америку благодаря действию поистине странного механизма: недостаток спроса, являющийся следствием свободы обмена, налагает на Соединенные Штаты роль «необходимого потребителя», в то время как усугубление неравенства — другое последствие системы — делает возможным непомерное увеличение прибылей, которые подпитывают те же Соединенные Штаты средствами, необходимыми для финансирования потребления.

Роль Америки как центрального регулятора весьма уязвима, поскольку взимание имперской дани происходит, как мы уже это видели, не авторитарным образом, а в соответствии с функционированием «либерального», добровольного, изощренного и неустойчивого механизма, в огромной степени зависящего от доброй воли правящих классов подвластной периферии — европейской и японской в особенности. Можно упрекать Уолл-стрит и американские банки в спекуляции и мошенничестве, но нельзя их обвинять и том, что они принуждают клиентов к разбазариванию их собственных денег.

Капиталистический режим нерегулируемого типа, главным поборником которого являются Соединенные Штаты, становится все менее и менее легитимным, и уже до такой степени, что журнал «Форин афферс» открыл свой номер за январь-февраль 2001 года статьей о стратегической угрозе движения против глобализации.

Недостаточность американской мощи, необходимой для обеспечения военного принуждения, осложняет и экономическую проблему. Будучи бесспорно эффективными в военно-воздушной области, вооруженные силы Соединенных Штатов вместе с тем не могут напрямую контролировать географическое пространство, где производятся товары или откуда извлекаются финансовые ресурсы, необходимые для Соединенных Штатов. Более того, а может быть и прежде всего, воздушное могущество, которое теоретически могло бы быть достаточным, чтобы осуществлять абсолютную власть с помощью дамоклова меча бомбардировок, зависит еще и будет всегда зависеть от доброй воли единственной держаны, способной нейтрализовать, частично или полностью, благодаря технологическому преимуществу своей противовоздушной обороны американскую авиацию. Этой державой является Россия. Пока она будет существовать, Америка не сможет располагать абсолютной мощью, которая могла бы обеспечить ей долгосрочную экономическую безопасность в новой ситуации ее зависимости от мира.

Итак, экономическая зависимость, военная недостаточность. К этому надо добавить третий ключевой элемент: отход от универсализма, который мешает Соединенным Штатам иметь эгалитарное, справедливое и ответственное восприятие планеты. Универсализм является фундаментальным ресурсом для любого государства, стремится ли оно к подчинению и регулированию жизни одной нации или более обширного многоэтнического и имперского пространства.

Эти пояснения обнажают основное противоречие американской позиции в мире: Соединенные Штаты должны обеспечивать прочное имперское экономическое равновесие, не обладая для этого реальными военными и идеологическими ресурсами. Но чтобы глубоко понять американскую внешнюю политику, мы должны еще рассмотреть, как это фундаментальное противоречие появилось, описать траекторию, которая обусловила это колченогое, полуимперское, полулиберальное положение. Нет никаких данных о существовании долговременного проекта в основе той череды решений, которые породили нынешнюю дилемму.

Имперский выбор был сделан недавно. Он не был результатом целенаправленных усилий. Напротив, американские руководители сочли его наиболее легким решением. Этот выбор был продуктом обстоятельств: крушение советской системы, создавшее в определенный момент иллюзию всемогущества, породило мечту о глобальной и стабильной гегемонии. Момент выбора приходится скорее на 1995, чем на 1990 год.

Ни американские руководители, ни американские стратеги не предвидели крушения советской системы, своего коммунистического соперника, конкуренция с которым после Второй мировой войны обеспечивала либеральному пространству своего рода негативную сплоченность. Впрочем, с начала 90-х годов Соединенные Штаты сами были озабочены проявлениями отставания собственной экономики. В 1990 году Майкл Портер в книге «Конкурентные преимущества стран» утверждал, что японский, германский, шведский, корейский «капитализмы» являются более эффективными, чем англосаксонский, в плане производства, поскольку они следовали либеральным правилам лишь в той мере, в какой это давало им преимущества (Porter M. The Competitive Advantage of Nations. — L.: Macmillan, 1990. На русском языке: Портер М. Международная конкуренция. Конкурентные преимущества стран. — М.: Междунар. отношения, 1993).

Крушение главного противника — коммунизма, как казалось на первых порах, должно было привести к выдвижению на первый план соперничества с европейскими или азиатскими капиталистическими державами. В 1993 году Лестер Туроу в книге «С глазу па глаз» предсказывал экономическую войну между Соединенными Штатами, Европой и Японией (Thurow L, Head to Head. The Coming Economic Battle among Japan, Europe and America. — William Morrow, Nicolas Brealey, 1993). Нам надо иметь в виду, что на этой стадии американские и другие правители, которые за несколько лет до этого не смогли предвидеть крушение коммунизма, еще и не предполагали возможности исчезновения России как сверхдержавы. Переоценив экономическую эффективность коммунизма, развитый мир недооценил трудности, связанные с падением коммунизма.