Эмманюэль Тодд - После империи. Pax Americana – начало конца

Механизм кризисного сценария позволяет лучше представить соотношение экономических и военных сил. Что произошло бы, если бы Европа, господствующая экономическая держава для Турции, оказала давление на последнюю с тем, чтобы она не разрешила американской армии использовать военную базу в Инчирлике в рамках агрессии против Ирака? Сегодня? Завтра? Послезавтра? Ориентация Турции на Европу привела бы к драматическому сокращению американского военного потенциала на Ближнем Востоке. Современные европейцы и не думают о таких сценариях, а в воображении американцев они присутствуют.

В противоположность Соединенным Штатам Европа не имеет особых проблем во взаимоотношениях с внешним миром. Она находится в нормальном торговом взаимодействии с остальной частью планеты, покупая необходимые ей сырье и энергетические ресурсы и оплачивая этот импорт за счет доходов от своего экспорта. Ее долгосрочным стратегическим интересом является, следовательно, мир. Внешняя политика США все больше и больше структурируется вокруг двух главных конфликтов с двумя противниками, которые являются непосредственными соседями Европы. Один из них — Россия — основное препятствие для американской гегемонии, но она слишком сильна, чтобы быть поверженной. Другой противник — мусульманский мир, по это, скорее, театральный противник, который служит для организации мизансцен, демонстрирующих американскую военную мощь. Поскольку Европа заинтересована в мире, особенно с этими своими двумя главными соседями, ее приоритетные стратегические цели являются отныне диаметрально противоположными позициям США.

Поскольку страны Персидского залива вынуждены продавать свою нефть вследствие того, что их население растет, Европа может не бояться никакого эмбарго. С другой стороны, она не может бесконечно мириться с хаосом, который искусственно поддерживают Соединенные Штаты и Израиль в арабском мире. Экономическая реальность показывает, что этот регион мира должен был бы перейти в сферу сотрудничества, ориентированного на Европу и в значительной мере исключающего Соединенные Штаты. Турция и Иран это уже прекрасно поняли. Однако не стоит заблуждаться: здесь имеются все элементы настоящего антагонизма между Европой и США в среднесрочном плане.

С Россией, которая, как свидетельствуют все факты, становится благоразумным партнером, правда, очень ослабленным в экономическом и военном отношениях, и вместе с тем является крупным экспортером нефти и природного газа, Европа может только расширять сферы взаимопонимания. Стратегическая беспомощность США перед лицом России сглаживает противоречия между ними. Америка без конца вынуждена после актов агрессии прибегать к демонстрации своей дружбы с Россией. К этому ее подталкивает и боязнь, что русские и европейцы оставят ее в стороне от своих будущих переговоров.

В отношении ислама американская пагубная агрессивность продолжает усугубляться и становится очень конкретной. Мусульманский мир поставляет в Европу значительную часть иммигрантов: пакистанцев в Англию, арабов из Магриба во Францию, турок в Германию, если ограничиться только наиболее многочисленными группами иммигрантов. Дети этих иммигрантов являются гражданами стран, принявших их, включая отныне и Германию, где только что приняли закон о «праве почвы», что сближает ее с Францией. Европа должна поддерживать отношения мира и доброго взаимопонимания с мусульманскими странами не только в силу их географической близости, но и для того, чтобы обеспечить внутренний мир в своих странах. Здесь Соединенные Штаты выступают как генератор не только международных, но и внутренних беспорядков. Нападения молодых обездоленных арабов Магриба на синагоги в первом квартале 2002 года позволили Франции первой познать опыт дестабилизации вследствие американо-израильской политики, хотя глубинные причины бунта лежат в структурном неравенстве, все более характерном для самого французского общества. Неясно, как Германия со своими турками и еще больше Англия со своими пакистанцами смогут избежать в грядущие годы дестабилизирующего воздействия США.

Говорить о Европе, о ее мощи, о ее растущем антагонизме с Соединенными Штатами — означает использовать концепцию, смысл которой не определен: экономический регион, сфера цивилизации, агрегат наций, короче говоря, — если уж оставаться в абсолютной неопределенности, — общность, которая находится в движении. В настоящее время экономическая интеграция продолжается. Благодаря своей массе и своим успехам эта общность притягивает к себе новых членов из числа стран Восточной Европы и, кажется, предназначена для того, чтобы, несмотря на все трудности, поглотить Турцию. Однако первым политическим результатом этой спонтанной экономической экспансии становится дезорганизация. Экономическое расширение ставит организационную систему в беспомощное положение. Стойкое сохранение наций, воплощающееся в языках, политических системах, ментальности, делает весьма трудным процесс принятия решений, приемлемых для всех членов.

С мировой стратегической точки зрения, подобная эволюция могла бы быть воспринята как начало процесса дезинтеграции. В действительности она просто делает особенно вероятным процесс упрощенного принятия решений тремя ведущими странами, при котором Великобритания вместе с Германией и Францией фактически составили бы руководящий триумвират. Франко-германское сближение сейчас, после нескольких лет разногласий, является весьма вероятным. Роль Соединенного Королевства могла бы быть абсолютно новой, но должна рассматриваться в плоскости возможностей. Мы не должны повторять изначальную ошибку Бжезинского, который уверяет нас, что Великобритания, в отличие от Франции и Германии, не является «геостратегическим игроком» и что «ее политика не заслуживает пристального внимания». Роль франко-британского сотрудничества в разработке европейской военной политики такова, что эта оценка уже сейчас может быть квалифицирована как неудачная.

Между 1990 и 2001 годами франко-германские отношения не были хорошими. Объединение двух германских государств разбалансировало Европу — создание Германии с 80-миллионным населением как бы рикошетом уменьшило роль Франции, число жителей которой достигает только 60 млн. человек. Объединение валют, которое должно было бы представлять собой оптимистичное продвижение вперед, было задумано, чтобы связать Германию. Для ее успокоения европейцы согласились на преувеличенно строгие критерии управления и на годы стагнации. Со своей стороны, Германия, слегка опьяненная вновь обретенным единством, не сыграла умиротворяющей роли в этот период, особенно во время распада Югославии. Эта фаза закончилась. Германия эволюционирует в направлении большей гибкости и гедонизма, сближаясь с Францией в ментальном плане.