Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик

Из карточки явствует, что Йоран Франссон отменил сильнодействующий препарат сомадрил («который так чудесно вибрирует в мозгу»), вызывающий зависимость, и теперь врачи пытаются подобрать препараты на замену. Но Стюре утверждает, что другие лекарства лишь усиливают у него чувство депрессии. В конце концов ему снова назначают сомадрил, и на некоторое время в отделении воцаряется покой. 10 июля Йоран Чельберг отмечает:

«Общая оценка суицидальной угрозы приводит к тому выводу, что в настоящий момент я не вижу необходимости в дополнительных мерах безопасности. Уже само то, что пациенту предоставляется возможность поговорить об этом, дает ему облегчение. Следует также указать, что мысли о самоубийстве в основном коренятся в своего рода экзистенциальной проблематике, то есть, когда пациент оглядывается на свою жизнь и видит, какой трудной она была, он чувствует себя неудачником. Ничего депрессивно-меланхолического или психотического в его рассуждениях нет. В остальном можно сказать, что он хорошо адаптировался в отделении. Им владеет искреннее желание изменить свою судьбу, однако он понимает, что самостоятельно с этой задачей не справится. В своих рассуждениях пациент демонстрирует высокий интеллект, охотно оперирует теоретическими понятиями. Одновременно он осознает, что это его способ взглянуть на себя со стороны».

В течение лета Стюре неоднократно отпускают в увольнительные на несколько часов в сопровождении персонала, и он осуществляет эти выходы без всяких проблем. Беседы с Челем Перссоном продолжаются, однако врачи сомневаются в целесообразности психотерапевтического лечения. 9 сентября Перссон записывает в карточке Стюре:

«С тех пор как пациент переехал в 31 отделение, т. е. вскоре после поступления в клинику, он умолял назначить ему психотерапевтические сеансы. В оценке того, насколько он подходящий кандидат, мнения разошлись, к тому же приходится учитывать наши очень ограниченные возможности. Поэтому в качестве временного решения я начал эту серию встреч с пациентом под рубрикой „беседы с врачом“. Выяснилось, что пациент использует время с искренней мотивацией обдумать свое прошлое, свое поведение и свою жизненную ситуацию.

Беседы пробуждают у него чувство тоски, вызывают мышечное напряжение, однако пациент просит о новых встречах, поскольку они помогают ему навести порядок в собственных мыслях».

Поведение Стюре во время бесед амбивалентно. С одной стороны, он просит о контакте с врачом, с другой — он закрыт. «Он предпочитает выражаться абстрактными понятиями, вместо того чтобы рассказывать о конкретных событиях своей жизни, — пишет Перссон и продолжает: — Центральным в его мироощущении на сегодняшний день является отсутствие оправдания своему существованию. В отделении он ведет себя образцово, однако мы не можем доверить ему свободу перемещения, до тех пор пока оцениваем, что он слишком закрыт, недоступен и его трудно понять».

Стюре и раньше посещал психотерапевта. На тех сеансах, как и сейчас, его просили рассказать о своем детстве. Тогда он ответил, что у него не осталось каких-то конкретных воспоминаний, имея в виду, что детство в многодетной и достаточно бедной семье не содержало в себе ничего увлекательного. Стюре заметил, что Чель Перссон ищет травматические переживания детства, и ощущение Бергваля, что он неинтересный пациент, укрепило его общее отношение к себе как к неудачнику. Даже как психопат он не состоялся.

Мне Стюре объяснил:

— У меня были интеллектуальные интересы, однако не было образования, и я испытывал комплекс неполноценности по отношению к братьям и сестрам. Они все закончили университеты, имели академические профессии, в то время как я являлся неудачником и испытывал колоссальное чувство одиночества. Я боготворил психоанализ и был полностью зациклен на том, чтобы начать проходить такую глубокую психотерапию. Однако я не ставил себе целью разобраться со всякими странными мыслями и идеями в моей собственной голове. Я стремился к социальному контакту. Быть интеллектуалом, сидеть и строить свободные ассоциации в разговоре на равных — вот что влекло меня. Во многом речь шла о том, чтобы получить подтверждение — я интеллектуал.

Психотерапия в Сэтерской больнице строилась на так называемой теории объектных отношений. Это ответвление психоанализа возникло в 1930-е. В нем огромное внимание уделяется первым годам жизни ребенка. Вкратце можно сказать: все сводится к тому, что нарушения личности часто объясняются физическим и сексуальным насилием со стороны родителей. Поскольку люди в общем и целом не имеют воспоминаний о столь раннем периоде своей жизни, важной задачей психотерапевта становится умение «воссоздать» эти воспоминания или интерпретировать смутные ощущения так, чтобы они стали понятными и вписывались в психотерапевтические модели. Центральная идея этой теории заключается в том, что мучительные воспоминания могут вытесняться и даже «диссоциироваться», то есть попадать не туда, поэтому психотерапевт должен быть готов к поиску реальных событий, стоящих за метафизическими и зачастую символическими рассказами, воспоминаниями и снами.

В Швеции первым проповедником теории объектных отношений стала Маргит Нурель. В 60-е годы она вышла из психоаналитического сообщества, чтобы создать свое общество «холистического» психоанализа, а затем вышла и из него. Когда Стюре Бергваль поступил в Сэтерскую больницу, эта семидесятилетняя дама, ветеран в области теории объектных отношений, осуществляла коучинг [29] Коучинг — разновидность консалтинга и тренинга. психологов и психотерапевтов клиники. По словам Стюре, сотрудники относились к ней с безграничным почтением, и сам он в своих записках именовал ее «великой».

В больничной библиотеке он основательно изучил теории, на которых строились психотерапевтические методы лечения клиники, — так он рассказал мне.

— Вскоре после моего перевода сюда, в Сэтерскую больницу, я начал читать Алис Миллер, [30] Алис Миллер (1923–2010) — швейцарская психолог и писательница польского происхождения, известная своими работами о физическом, эмоциональном и сексуальном насилии по отношению к детям. которая писала о ребенке и родителях. Она считает, что ребенок полностью зависим от родителей и потому не может справиться с воспоминаниями о родительском насилии. Такого рода воспоминания слишком тяжелы, поэтому они вытесняются и становятся недоступны сознанию. Вскоре я заметил, что теории Алис Миллер очень соответствуют теоретическим основам моей клиники, — что именно в детстве надо искать объяснения поведению взрослого человека. И что тяжелые воспоминания вытесняются. Когда мы с Челем Перссоном стали встречаться для бесед, я прекрасно понимал, какие идеи были у него в голове, и умел сформулировать свои мысли так, что они оказались восприняты позитивно. Эту адаптацию собственного прошлого я произвел для того, чтобы добиться желаемого — человеческого контакта.