Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик

В суде города Питео все выступали единым фронтом: прокурор, следователи, адвокат, подсудимый, психотерапевты, врачи, эксперты и журналисты. Все тянули в одну сторону — так разве могло дело закончиться как-то иначе?

16 ноября 1994 года суд первой инстанции записал в своем решении:

«Квик признался в преступлении, и его признание подтверждается сообщенными им сведениями. Между тем каких-либо улик, доказывающих участие Квика в преступлении, представлено не было».

Это последнее обстоятельство, конечно, являлось слабой стороной обвинения, как и то, что ни один из свидетелей не видел Квика в Питео в период, когда было совершено убийство. Однако это уравновешивалось, по мнению суда, другими обстоятельствами:

«Сведения Квика о том, какие части тела он забрал с собой с места преступления, соответствуют находкам таким образом, что эти части тела отсутствуют на месте обнаружения тела. Это обстоятельство является весомым доказательством правильности сведений, данных Квиком».

Эксперты, обследовавшие место обнаружения тела и сами останки, записали в своем экспертном заключении, что никаких признаков совершения преступления обнаружено не было, тем более признаков расчленения тела. Они заметили, что кости Чарльза были перемещены в направлении лисьих нор, расположенных к югу от места обнаружения тела. Таким образом, тот факт, что некоторые кости не были найдены, ни в коей мере не является доказательством того, что тело подверглось расчленению.

Однако мнение экспертов учтено не было, напротив, отсутствующие кости оказались восприняты как «весомое доказательство» вины Квика.

После своего выступления в суде Квик вернулся в Сэтерскую больницу, где и получил решение суда, высланное по факсу на больничный пост. Он с нетерпением перелистал страницы, добравшись до конца, где и прочел самое главное:

«При оценке всех факторов суд считает неоспоримым, что Квик совершил то преступление, которое вменяется ему в вину. Обстоятельства преступления таковы, что преступление квалифицируется как убийство».

В отсутствие улик оценки психологов и психиатров имели большое значение для исхода процесса. Профессор Лидберг не усомнился в своем значении для исхода дела, о чем заявил в интервью газете «Афтонбладет» от 15 апреля 1997 года:

— Томаса Квика осудили в Питео на основании моих доказательств. Я совершенно уверен, что он виновен в данном случае. Таково и мнение суда.

Вывод Лидберга касательно того, что он единолично определил исход судебного разбирательства, — скорее всего, явная переоценка собственной значимости, но совершенно ясно, что этот процесс стал большим успехом для него и Кристианссона.

Кристер ван дер Кваст был очень обеспокоен тем, что крайне тяжело оказалось добыть хоть какие-нибудь доказательства тех убийств, в которых признался Квик. Поэтому теперь у него были все основания испытывать удовлетворение.

— После решения суда я получил подтверждение тому, что следствие можно проводить так, как это было сделано в данном случае. Признания, следственных экспериментов и составления психологического портрета преступника достаточно для приговора суда, даже несмотря на отсутствие традиционных улик.

Будущее показало, что оценка ван дер Кваста более чем верна. Тот факт, что «традиционные» улики и доказательства больше не нужны, вскоре обеспокоил многих, но со свежим решением суда в руках ван дер Кваст был преисполнен светлых надежд.

— Я рассчитываю, что это окажет положительное влияние на дальнейшее следствие, — заявил он.

«Что бы вы подумали обо мне, если бы узнали, что я совершил нечто по-настоящему тяжкое?»

Именно с этой реплики все и началось — во время похода на пляж с молодой сотрудницей 36-го отделения в июне 1992 года.

Тогда Квика еще звали Стюре Бергваль, и он считался настолько безопасным, что его готовили к возвращению в общество, в собственную квартирку в Хедемуре. Загадочный и предвещающий беду вопрос пробудил обоснованную тревогу среди ответственных лиц Сэтерской больницы, и вскоре Квик признался в своем первом убийстве и намекнул еще на парочку.

То, что невиновные сознаются в преступлениях, случается не так уж редко — в особенности среди пациентов психиатрических клиник. Но чтобы настоящий серийный убийца, ранее не подозревавшийся ни в одном преступлении, стал признаваться в целом ряде убийств — это, по словам исследователей, случай уникальный. Такого просто-напросто никогда не случалось.

Составление психологического портрета преступника — одно из немногочисленных средств в поиске серийного убийцы. Однако на тот момент, когда Квик начал делать свои признания, шведская полиция не располагала особо глубокими познаниями в этом вопросе.

Однако во время погони за «лазерным убийцей» психиатр Ульф Осгорд, рано заинтересовавшийся составлением психологического портрета, начал сотрудничать с комиссаром криминальной полиции Яном Ульссоном, который тогда был заместителем начальника технического отдела стокгольмской полиции.

Их психологический портрет «лазерного убийцы» стал первым в истории криминалистики Швеции. Психологический портрет не имел решающего значения для задержания преступника, которого вычислили кропотливыми методами традиционной полицейской работы. Однако психологический портрет Ульфа Осгорда и Яна Ульссона был воспринят как большой успех, поскольку задним числом «на 75 процентов совпадал» с Йоном Аусониусом. Аналитическая работа полиции стала входить в моду, и понятие психологического портрета пришло, чтобы остаться.

Осенью 1994 года в числе прочих многочисленных журналистов Сэтерскую больницу посетил репортер криминальной хроники «Афтонбладет» Леннарт Хорд. В разгар интервью он задал странный вопрос:

— Ведется ли какое-либо расследование по поводу твоего участия в двойном убийстве в шведских горах?

Очевидно было, что он намекает на убийство супругов Стегехюз, и Квик коротко ответил:

— Нет, об этом мы не говорили.

После судебного процесса по делу об убийстве Чарльза Зельмановица возникла большая тревога, что Томас Квик замолчит. Биргитта Столе подчеркивала, насколько необходимо, чтобы он продолжил «свое важное дело», а ее консультант Маргит Нурель писала письма Квику, призывая его: «Ты должен пойти дальше, Стюре!»

Ситуация сложилась непростая.

Из пяти убийств мальчиков, в которых признался Квик, его осудили за одно. По двум из них — убийство Томаса Блумгрена и Альвара Ларссона — уже вышел срок давности, а следствие по делу Юхана Асплунда и Улле Хёгбума зашло в тупик. Так что каким образом Квик мог «идти дальше» в своих рассказах?