Евгений Сатановский - Если б я был русский царь. Советы Президенту

Реальное положение дел хорошо характеризует положение евреев в Советской Литве в 1939–1941 годах. Там жила самая крупная еврейская община в Прибалтике и одна из самых крупных не только на присоединенных к СССР территориях, но и в Европе в целом. В Народном сейме, провозгласившем Литву советской республикой с просьбой принять ее в СССР, участвовало 78 депутатов, из которых евреями были 4 человека, или 5,1 % из примерно 7 %, которые они составляли в населении. В ходе земельной реформы 1940 года число претендентов на землю раскулаченных было равно 201 700 семей. Ни одной еврейской. Госкомиссия состояла из 8 человек. В составе уездных и волостных комиссий работало около 1500 человек. Ни одного еврея. В землемерных бригадах из 2900 человек евреев – ноль. В органах власти в Литве на 1941 год из 56 секретарей комитетов республиканской Компартии евреев было 3 человека. Из 119 волостных парторгов евреев – 5. Из 54 руководителей уездных и городских исполкомов – ни одного. Наконец, в числе 44 руководителей уездных и городских отделов НКВД был 1 еврей. Зато в числе репрессированных они заметно выделялись. 2600 евреев, подвергшихся репрессиям в Литве, составили 8,9 % от общего числа арестованных, с постепенным нарастанием их удельной доли в общем потоке. Так, в июне 1941 года, перед самой войной, эта доля составляла уже 13,5 % от общего числа арестованных – напомним, при общем числе евреев в Литве около 7 % населения. Ну, а уж что касается извлеченной ими из репрессий выгоды… В республике было национализировано 986 промышленных предприятий, в том числе 560, принадлежащих евреям, – 57 %. 1600 торговых предприятий, из которых евреям принадлежало 1320 – 83 %. Около 14 000 домов, из которых большинство – еврейские.

Так что холокост только завершил то, что начала советская власть. Ну, а после войны советская власть постепенно закончила то, что столь успешно делал Третий рейх. Искренняя благодарность от недобитых евреев Прибалтики новым демократическим властям за парады ветеранов СС. Впрочем, большого счастья от исчезновения евреев аборигены не ощутили. Как было сказано ученым в рамках полевого исследования, посвященного отношению местного населения Украины и Белоруссии к последствиям их исчезновения: «У нас… и цвому не дадут житии… як прытеснялы еурэеу, шо прытеснялы спецыяльно… И оказывается, еурэи особо розумнийши були люды и… способствовал Господь йим за то, шобы… давау йим у голову то, шо не могло даты мужикови». О. Белова, В. Петрухин – респонденты местные, исследователи российские.

Во времена оные Владимир Красно Солнышко выбрал государственную религию для населения территории, ставшей ядром сегодняшней России. Выбор веры произведен был по модели тендера: «инвесторы» предложили варианты, руководство произвело экспертную оценку и приняло решение. Решение это, итоги которого современники, с учетом исторического опыта, часто критикуют, было с точки зрения княжеской «вертикали власти» разумным и оправданным. Оно заложило основы системы, в которой Киевская Русь, Великое княжество Московское, Российская империя, СССР и сегодняшняя Россия развивались на протяжении тысячелетия. В системе этой религиозные институты играют по отношению к светской власти подчиненную роль, а доминирующей религией является православие. При этом страна, исходя из геополитических реалий, всегда была поликонфессиональной. Расширение ее территории и привлечение иностранцев для заселения пустующих земель сопровождалось включением в орбиту управления народов, исповедовавших ислам, иудаизм, буддизм, католичество, а также протестантов и язычников.

Система была устойчивой. Устойчивость базировалась на примате единства государства над унификацией веры его населения и элиты. В ней были и свои недостатки. Одним из них было то, что отсутствие независимых от светской власти церковных институтов помешало созданию институтов гражданского общества. Система, опирающаяся не только на власть, но и на общество, – мобильнее и инициативнее. В католических странах, где церковь – институт, параллельный государству, «степень свободы» населения в принятии решений выше, чем в православных, ибо эти институты могут действовать независимо. В протестантских – еще выше, ибо там независимость существует на уровне общинных групп и индивидуумов. Жесткая византийская схема отношений власти и церкви облегчает управление страной за счет роста инерционности и снижения конкурентоспособности системы. Отделение религии от государства в советские времена стимулировало взаимную интеграцию и унификацию населения, необходимую для модернизации экономики, но никакого гражданского общества не создало, поскольку религией стала государственная идеология.

Москва всегда уделяла повышенное внимание лояльности населения и истеблишмента, в том числе клира, российскому государству. Внимание резонное, ибо двойная лояльность значительных групп населения могла стать как фактором продвижения российских интересов за рубежом, так и причиной дезинтеграции собственно российского этно-конфессионального пространства. Опасность воздействия на отечественное население «иностранных эмиссаров» от религии в советские времена столь преувеличивалась, что во времена постсоветские их присутствие стало, по контрасту с прошлым, автоматически восприниматься как благо. «Достижение» это отнюдь не столь очевидно, каким оно представлялось во времена всеобщего отсутствия свободы.

Еще одна разновидность российского комплекса политической неполноценности – непременное желание участвовать во всех существующих международных организациях и альянсах, от ВТО до ОИК. Такого рода участие само по себе представляется панацеей от всех отечественных бед, даже в отсутствие долгосрочной политики, призванной определить цель процесса интеграции России в тот или другой сегмент мирового сообщества. В итоге процесс превратился в цель, что имеет несомненные преимущества для участников переговоров, в точности по Райкину «не отвечающих за результат». Следует отметить, что фрейдистское стремление к коллекционированию внешнеполитических членских билетов – изыск не только отечественный. Доказательством тому служит ставшая анекдотом история о попытке Шимона Переса ввести Израиль в Лигу арабских государств, окончившаяся тем, что секретариат ЛАГ не без юмора пообещал немедленно удовлетворить заявку, как только Израиль станет арабским. Возвращаясь к российским реалиям, следует отметить, что во времена Антанты, «железного занавеса» или бойкота Олимпиады-80 «вступательная эпидемия» была объяснима: изоляция мешала достижению поставленных партией задач. В ХХI же веке способность увидеть, куда вступаешь, до того, как туда вступишь, является достоинством не только для жителей сельской местности.