Анатолий Кузнецов - На «Свободе». Беседы у микрофона. 1972-1979

При Сталине главным соратником был Сталин. Прямо не говорилось, но любому школьнику было ясно, что революцию, собственно, сделал Сталин, однако он не говорит об этом только из-за гипертрофированной скромности. Сталин руководил всем на местах, Ленин прибыл из Финляндии, Сталин дал отчет, Ленин со всем согласился и пришел в восторг. Все главные действия предлагал Сталин, Ленин приходил в восторг и кричал: «Правильно, товарищ Сталин!» Своей титанической фигурой Сталин как-то компенсировал отсутствие большого количества других соратников. Ныне же, когда Сталин-соратник развеялся как дым, образовалась пустота. Такое впечатление, что масса кабинетов в Смольном были пустым-пусты. Впечатление, что даже сам Ленин, собственно, успел умереть вовремя. Для официальной советской истории, по крайней мере, кончина Ленина вскоре же после революции представляет много выгодных моментов. Такие же его соратники, как Троцкий, которые потом зачем-то долго еще жили и жили, для советской истории — прямо-таки кость поперек горла.

А соратников у Ленина было много. Среди современных исследователей принято считать главными соратниками Ленина сто пять членов ЦК (и кандидатов в члены), избранных на VI съезде РСДРП в 1917 году. Это был первый съезд исключительно большевистской партии, ее руководство окончательно выкристаллизовалось, эти люди входили в последующие Центральные комитеты, вплоть до XII съезда в 1923 году: Троцкий, Бухарин, Каменев, Киров, Косиор, Куйбышев, Орджоникидзе, Рыков, Пятаков, Радек, Скрипник, Зиновьев, Уханов, Зеленский, Рыскулов, Киселев, Сталин, Лобов, Ломов… и так далее, сто с лишним человек.

Странное впечатление производит этот список лиц, в то время, в общем, равных: Зиновьев, Уханов, Зеленский, Рыскулов, Киселев, Сталин, Лобов, Ломов… так они, оказывается, выглядели в списке, соратники Ленина. Последние фразы их биографий таковы: Зиновьев — ликвидирован в 36-м году, Уханов — ликвидирован в 38-м, Зеленский — ликвидирован в 38-м, Рыскулов — ликвидирован в 37-м, Киселев — ликвидирован в 38-м, Сталин — умер в 53-м, Лобов — ликвидирован в 39-м, Ломов — ликвидирован в 38-м.

Общая статистика группы соратников Ленина такова: 44 были ликвидированы, то есть казнены или умерли в заключении, 4 покончили с собой, 4 были убиты, 2 официально погибли в катастрофах, двоих расстреляли англичане в 1918 году, 12 умерли по неизвестным причинам. Естественной смертью умерли — 31. Дожившие до глубокой старости Каганович и Молотов попали в опалу. Благополучен оказался один — Анастас Микоян.

Может, теперь еще яснее тот ужас моего знакомого, когда он узнал, что его назначают замминистра. В порядке фантазии я так думаю: что, если бы в том, 1917 году всем этим ста с лишним молодым, энергичным и полным надежд людям вдруг каким-нибудь чудом открылось их будущее? Не объявили бы они почти все самоотводы от членства и от кандидатства в ЦК? Остались бы соратниками Ленина только Сталин да Микоян? А может быть, и Микоян не остался бы? Странную, прямо какую-то сюрреалистическую шутку сыграла жизнь с партией большевиков, и в шутке этой кроется, по-видимому, глубокий смысл или закон, над которым будет размышлять еще не одно поколение.

27 мая 1974 г.

Каждому, кто прикасается к истории нашей художественной литературы, должно бросаться в глаза обилие несчастливых, а то и трагических судеб писателей и поэтов. Школьные учебники упорно подчеркивают трагедии писателей дореволюционных, которые все, конечно, от Радищева до Льва Толстого, задыхались в тисках царизма. Но вот скоро шестьдесят лет, как царизма нет, а за тот период писательских трагедий случилось во много раз больше, чем за все столетия предыдущей истории.

Первый русский нобелевский лауреат Бунин оказался за бортом России и никогда в нее не вернулся. Один из самых блестящих писателей мира Владимир Набоков в пожизненной эмиграции стал более англоязычным, чем русским. Максим Горький вернулся, лишь чтобы, возглавив административную рубку литературы под корень, быть в конце концов физически убитым в числе других. Расстрелянный Гумилев, замученный Мандельштам и сотни, сотни других талантов. Платонов — дворник при Союзе писателей. Булгаков, чьи «Собачье сердце» или «Мастер и Маргарита», чудом уцелев, появляются спустя много лет после его смерти. Есенин и Маяковский, хоть и каждый по-разному, но кончающие одним и тем же — самоубийством. Или самоубийство гордости русской поэзии — Марины Цветаевой. Или самоубийство большого таланта, но постыдной и страшной фигуры советской литературы — Александра Фадеева.

Какая дикая свистопляска, какая травля Зощенко и Ахматовой — не укладывающаяся ни в какие разумные рамки, прямо неприличная — была в конце сороковых годов! Или вокруг Дудинцева за его роман «Не хлебом единым». А травля второго русского нобелевского лауреата — Пастернака, которой довели его и до отказа от премии, и до быстрой смерти. Вспомним, конечно, постыдный процесс Синявского и Даниэля, отсидку их в концлагере. Лауреата Нобелевской премии Солженицына, который оказался повыносливее и тверже, чем Пастернак, додумались насильно выдворить из пределов страны — то еще хорошо, что не закрыли пожизненно за проволоку или в сумасшедший дом. Теперь в изгнании оказался один из самых серьезных современных русских писателей — Максимов, как и один из лучших русских поэтов (а по мнению некоторых вообще лучший на сегодня) — Бродский.

Если добавить воистину трагическое положение, в котором находятся сегодня на родине Виктор Некрасов, Окуджава, Галич, Войнович, Чуковская и десятки других, то получается картина такая странно-невеселая, что, право, верится с трудом. Трагедия русской литературы разрослась до немыслимых размеров, как показывают факты, после свержения царизма. Что это такое? Какой-то непонятный рок? Трагическая судьба как отличительная специфическая черта талантов из числа пресловутых загадочных славянских душ?

Нет, конечно, ни загадочные души, ни рок, ни прочая мистика тут совершенно ни при чем, потом что все гораздо проще. Писатель — а это слово я хочу употреблять в его единственно правильном значении: писатель настоящий, то есть не халтурщик, не приспособленец, не лжец, а подлинный и честный художник, — вот именно в таком смысле писатель не может не оказаться в оппозиции к любому общественному порядку, построенному на подавлении, на насилии. Или он действительно писатель — и тогда он автоматически враг для царящего вокруг насилия. Или он приспосабливается к насилию, льстит ему, поет дифирамбы — но тогда он уже не писатель. Псевдолитературный писака в услужении.

Давайте рассмотрим любопытный факт. Большое количество писателей, сложивших головы в советских тюрьмах и лагерях сталинского периода, не были политическими противниками советского режима. Можно ли, например, сказать, что Горький, Мандельштам или Бабель были антимарксисты, антикоммунисты, антисоветчики? Мандельшам всего-навсего имел несчастье написать стихотворение, где сатирически изобразил Сталина, и даже не опубликовал — куда там, только написал да неосторожно кому-то прочел. Горький столько дифирамбов пропел Сталину и советскому строю, против даже и не написал, он, кажется, имел какие-то мысли. Кажется. Может, этими мыслями неосторожно с кем-то поделился, может, и нет, никто не знает.