Лев Сирин - Как разграбили СССР. Пир мародеров

— Что, надо думать, было показателем Вашей всенародной популярности. Довелось проснуться знаменитым?

— После первой же серии «Как закалялась сталь». Я шел по переходу от прабабушки, которая жила у Кутафьей башни, на Манежной площади. Навстречу девчонки-школьницы. Ноябрь месяц. Я в пальто, в шапке. И вдруг эти девчонки начинают спорить: «Он? Не он! Да нет же, точно он!» И от их слов мне стало жарко. Я снял шапку, расстегнул пальто. И запомнил этот момент на всю жизнь. А дальше такие ситуации в моей жизни стали общим местом.

Издержки славы настигали меня практически всю жизнь. Помню, в гримерках разных театров, где у меня были спектакли, стали пропадать мои перчатки. Какое-то наваждение. Долгое время я думал, что стал просто-напросто рассеянным и их теряю. А потом один директор Дома культуры мне все объяснила: «У вас их поклонницы таскают на память». (Смеется.)

— Многие актеры бывают недовольны издержками славы, да и славой вообще.

— Я ни в коем случае ни к кому не в претензии! Я не кокетка. Внимание — это награда труду. Почему многие бездарности эпатируют публику? Потому что в ином случае на них бы никто не обратил внимания. Ведь масса актеров не умеет ничего в том, за что взялась. И если бы не их постоянные скандалы, бракоразводные процессы, дебоши и прочие мерзопакостные вещи, они бы были никем. Я ж говорю, крошки цахесы. Поэтому я советую вашему читателю перечитывать классику. Она откроет вам глаза на сегодняшний день,, как студенту Ансельму.

К примеру, называть звездами деятелей шоу-бизнеса смешно. Потому что дальше Жмеринки они на фиг никому не нужны. Поэтому говорить о них как о звездах неприлично. Но неприличие у нас сегодня, это же достоинство. Я бы о себе как о звезде никогда не осмелился сказать, а если бы так сказали другие, то, как мазохист, съел бы себя от позора. А этим как с гуся вода. Ну а за ними, естественно, следует вся эта шелупонь, которая вообще ничего из себя не представляет. Ни в чем! Ни как люди, ни как артисты. Послушайте, как они говорят. Сплошное косноязычие, как и у наших политиков. А как может быть иначе, если в башке только деньги и желание урвать свой кусок.

— Но отрицать звездную болезнь как таковую даже у прирожденных актеров Вы же не станете?

— Не стану. Но у меня ее не было. Хотя слава ко мне пришла и резко, и рано — в 22 года, а вслед за этим я еще сразу же получил и звание заслуженного артиста. А избежал звездной болезни я потому, что Завадский в это время пригласил меня в театр Мрс-совета на роль Раскольникова. А там, когда ты работаешь в коллективе, где Плятт, Марецкая, Любовь Орлова, Раневская — воистину «могучая кучка», попробуй заболеть звездной болезнью. Эти люди учили нас, что если ты начнешь задирать нос, то тебе быстро могут выкопать ямку, поэтому лучше оставаться здоровым и смотреть под ножки...

— ...и старших уважать?

— Естественно. Помню, мы, самые молодые с Игорем Старыгиным актеры, по хлопку лифта на верхних этажах научились отличать, кто пришел: Раневская или Орлова. Или Плятт. Который, входя в буфет, восклицал своим знаменитым голосом: «О! Володенька! Теперь мне будет с кем посидеть», — и звал буфетчицу. Та, зная привычки великого актера, приносила Ростиславу Яновичу к кофе рюмочку коньячку. «И Владимиру Алексеевичу», — говорил Плятт. Он всегда обращался ко мне по имени-отчеству, несмотря на то что мне было всего 22 года.

Москва, июль 2011 г.

Капица Сергей Петрович — с 1973 года ведущий телепередачи «Очевидное-невероятное», главный редактор журнала «В мире науки». Родился 14 февраля 1928 г. в Кембридже, имеет британский паспорт. Доктор физико-математических наук. Включен в Книгу рекордов Гиннесса как телеведущий с самым долгим стажем ведения телепрограммы.

— Если взять поколения, кому сегодня за сорок, навскидку они процитируют: «О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух...» Так кто был популярнее, Вы, Сергей Петрович, или Александр Сергеевич?

— (Смеется.) Не преувеличивайте, Пушкин, конечно, был популярнее. Алла Пугачева была популярнее... Да, это стихотворение стало нашим брендом. Эпиграф нашел наш режиссер Левкович. Кстати, это стихотворение никогда не было опубликовано в сочинениях Пушкина. Оно рассеяно у него в отрывках... У Натана Эйдельмана есть целое эссе на эту тему. Название же передачи — «Очевидное-невероятное» — предложила моя помощница Железова. По-моему, до этого оно появлялось в фильмах, снятых Киевской киностудией. Сегодня нам приходится это словосочетание защищать, поскольку его уже пытались несколько раз украсть. Мы даже специально получили авторское свидетельство на название телепередачи — «Очевидное-невероятное».

— Позволю себе еще одну стихотворную цитату: «Говорил, ломая руки, краснобай и баламут о бессилии науки перед тайною Бермуд...»

— Из «Канатчиковой дачи». Да, замечательно! Я был знаком с Высоцким, мы общались. Вернее, я был очень хорошо знаком с Театром на Таганке, где он был центральной фигурой. Мне было очень лестно, что замечательный артист, голос эпохи, так прореагировал на то, что я делаю. Я считаю, что это одна из самых высоких оценок той деятельности, которой я занимался, и выражена она в бесспорно талантливой манере.

— Ваше «Очевидное-невероятное» было одной из самых популярных телепередач СССР. Не будет преувеличением сказать, что на его примере можно проследить тенденции постсоветского телевидения. Аудитория «Очевидного-невероятного» раньше была больше, чем в 1990-е?

— Миллионов двадцать. Первый канал, хорошее время. У нас и сейчас рейтинги довольно приличные. Порядка пяти-шести миллионов телезрителей. Конечно, помогает и наш бренд, и определенная инерция, но сегодня так силен контраст нашей передачи с тем идиотизмом, что творится на телевидении. Я как белая ворона! Мне масса людей говорила, что не могут смотреть телевизор, кроме «Очевидного-невероятного». На мой взгляд, телевидение не должно быть коммерческим. Им можно управлять через деньги, но нельзя с его помощью зарабатывать деньги. Не говоря уже о том, что рейтингами можно оправдать что угодно. Должна быть ответственность. Не во всех государствах она есть в отношении телевидения, которое является инструментом политики...

— ...идеологии, а не торговым ларьком.

— Конечно! Разве мы могли бы выиграть войну с таким телевидением? По большому счету, телевидение — это и вопрос нашего нравственного будущего. Если мы не выйдем из этого мыльно-сериального кризиса на телевидении — мы обречены.

— В советское время, в принципе, сложнее было быть журналистом?

— Ну конечно, сложнее было! Тогда журналисты были более ответственны, чем сейчас. Резонанс от выступлений был гораздо заметнее. Вместе с тем никогда не надо рассчитывать на то, что начальство будет следовать вашим предписаниям. Это наивная мечта интеллигентов... напишем письмо царю, первому секретарю, председателю совета министров, и сразу все изменится. Но дело делать тем не менее надо! Даже если ничего не меняется, мы обязаны исполнять свой долг. Информация должна фиксироваться в головах людей. Так же, как было с Пагуо-шем (канадская деревня, где в 1957 г.. состоялась первая всемирная конференция ученых-ядерщиков. — Прим. авт.). Всем ученым было очевидно, что это не способ решения военных проблем. Но надо было заострить их в общественном сознании.