Игорь Прокопенко - Чеченский капкан: между предательством и героизмом

Свидетельствует Сергей Исмаилов:

«Так если подумать, я понял, что это неправильный путь. Неправильную дорогу я выбрал. Как я мог воевать дальше, когда я уже однажды потерял человека, близкого человека, и было недолго до того, чтобы потерять и остальных? У меня и мать, и отец, и сестра, и дочка у меня. Рамзан мне дал шанс. Дал шанс исправиться. Вот именно с тем джамаатом, с той группой, которая у нас была, мы полностью эту группу, так сказать, ликвидировали».

Артур Ахмадоввспоминает:

«Если в двух словах, то я разочаровался, понял бессмысленность всей этой идеи независимости. То, что мы не созрели для того, чтобы создать свое государство. И зачем вообще создавать это государство, если есть мощная страна, мощное государство — Россия?»

Свидетельствует Тимур Даудов:

«Я хорошо подумал и сказал: «Да, мне лучше свой народ защитить по закону, служить своему народу, служить России».

…На местных кладбищах — лес высоких шестов. Это могилы тех, кто погиб в газавате. Рамзан часто приезжает к могилам друзей и родственников. За обе чеченские Кадыровпотерял больше двухсот близких людей. В войну оказалось втянуто почти все мужское население республики. Жертвами стали десятки тысяч. Гибель родственников не обошла ни одну чеченскую семью.

Разоружить боевиков гуманными методами российские власти пытались несколько раз. Но именно последняя амнистия нанесла основной урон подполью боевиков — из леса начался отток людей. Чеченским силовикам удалось перетянуть на свою сторону почти всех известных командиров из бывшего окружения Масхадова и Басаева.

…После своего пленения Шамиль,великий имам Чечни и Дагестана, проживал со своей семьей в Калуге на почетном положении. Уже на склоне лет Шамильписал русскому царю: «Мой священный долг… внушить детям их обязанности перед Россией и ее законными царями… Я завещал им быть верноподданными царям России и полезными слугами новому нашему отечеству…»

Спустя полтора столетия Шамильтак и остался национальным героем на Северном Кавказе.

Чечня. Грозный. Наши дни. Будни современного города. В центре — самая большая в России мечеть, в фонтанах плещутся вездесущие мальчишки. Современные здания из стекла и бетона обвешаны рекламными щитами. Кругом магазины, кафе. В общем — мирная жизнь. Но в эту почти идиллическую картину то там, то здесь врезаются кошмарные напоминания о жестокой войне. Чеченской войне.

Тот, кто бывал в Грозном до войны, сегодня бы его не узнал — это два разных города. Ничего общего. Но главное отличие — на улицах не слышно русской речи. И только надписи на некоторых мемориалах да названия улиц на русском говорят о том, что мы в России. А ведь в недавнем прошлом в Грозном прекрасно уживались рядом люди многих национальностей. Дружили семьями, женились, рожали детей. Почти все они бежали от войны, унижений и бандитского беспредела. Кто-то из них, потеряв все, прошел точку возврата, чтобы никогда не оказаться здесь вновь. А кто-то, несмотря ни на что, все же вернулся сюда, на родину своих предков…

Станица Мекенская на севере Чечни. Три года назад из этого дома ушел покой — в нем поселились русские. Маленькие русские. Чеченцы Зулаи Али Муртазалиевыусыновили четверых детей из уральского детского дома.

Я побывал в Мекенской, встретился с Зулой и Али Муртазалиевыми.Меня интересовало, почему они приняли такое решение.

Сама Зула говорит об этом так:

«Ну дети же, какая разница: русские, чеченцы, цыгане, для меня дети все одинаковые».

Три мальчика и девочка. Их зовут теперь по-новому: Раяна, Ринат, Рустам и Руслан. Они живут здесь, в селе, за тысячу километров от города, где родились. Зула тоже когда-то была горожанкой. Работала лаборанткой на химическом предприятии в Грозном. Пока не началась война.

…Уже второй месяц шли ожесточенные бои между федеральными войсками и боевиками. В городе пыль от разрушенных домов, едкая гарь от сгоревшей техники и тот особый жуткий запах, который сопровождает смерть… Зула Муртазалиеване любит вспоминать это время.

«Бомбежка… Я даже не поняла, что было, как было. Единственное, что помню, — что тепло пошло и кровь. В районе вот тут в больнице лежала, в Знаменском. Когда переехали уже домой, у меня сотрясение было, головные боли были сильные».

Зула получила осколочное ранение в голову и контузию. Позже врачи скажут, что у нее подорвано здоровье, никогда не будет детей. Была ли тому виной бомбежка или иная причина, история умалчивает. Но Зула упрямо твердила: у меня будут дети…

…Зуле исполнилось 27 лет, когда в 1991 году рухнул Советский Союз.

Юсуп Каимовпрожил в Чечне всю жизнь. В предвоенные годы курировал школы Ачхой-Мартановского района. Его, уважаемого человека, объявили предателем чеченского народа только за то, что однажды на митинге он сказал: «Зло порождает зло». Юсуп Каимоввспоминает:

« Дудаевзанят был хапаньем, и ничем больше. И притом всю тюрьму выпустил. Взял и все колонии выпустил. И притом у нас в других колониях по Советскому Союзу сидели много-немного, сколько-то чеченцев. Он их через МВД, Москва помогала, он их возвращал сюда, как будто они будут отбывать срок у себя. Сюда их привозят, их отпускают. Это его люди».

В Чечне прекратились выплаты социальных пособий русским, хотя из Центра деньги на эти цели поступали вплоть до 1994 года. Представителей нетитульной национальности начали активно выживать с насиженных мест.

Русские в Чечне появились не вчера. И даже не сто лет назад. Казачьи поселения на склонах Терского хребта образовались в первой половине XVI века. Близкое соседство с кавказскими народами, служба горцев в казачьем войске и смешанные браки привнесли кавказскую культуру и обычаи в быт казачьих станиц. Особенно заметно это было в одежде: папахи, бурки, черкески с газырями, пояса, кинжалы, шашки. Чеченцы прожили с казаками и среди казаков три века. Дрались, мирились, воевали против общего врага. Трое из четырех генералов Терского казачьего войска были мусульманами.

В начале 1990-х потомственный казак Владимир Атарщиковиз родной станицы Наурской уезжать наотрез отказался. Во время нашей встречи Владимир Атарщиковвспоминал:

«У нас селились, за бесценок покупали дома и ко мне приходили. Говорят: «Ты дом не продаешь?» — «А где написано, что я продаю?» — «Ну, вот все уходят, а ты чего тут остаешься?» — «А я остаюсь. Я не боюсь, я здесь вырос». И остался».

В 1942 году Атарщиковушел на фронт. 17-летним мальчишкой защищал Грозный. Дошел до Берлина. В родную станицу вернулся сразу после войны. До начала 90-х пользовался уважением односельчан. И вот однажды ветеран-фронтовик узнал — кто-то внес его в списки на уничтожение.