Игорь Прокопенко - Чеченский капкан: между предательством и героизмом

Бой длился до восьми вечера. Но до Минутки штурмовые отряды так и не дошли. Начинало темнеть, ночевать в окружении боевиков было опасно. И тогда последовал приказ — отходить. Именно в этот момент дивизия понесла большие потери: около десяти убитых и несколько десятков раненых. Получил ранение и брат Александра Дрожжина — Владимир.Но об этом Александр узнал через несколько дней, когда сам попал в госпиталь с контузией.

Боевики после многократных неудачных попыток захватить Минутку получили от своего штаба команду прекратить боевые действия. От имени полевого командира, командующего Юго-Восточным фронтом Хункар-Паши Исрапиловафедералам предложено начать переговоры. Причем тональность, в которой было сделано это предложение, была несколько неожиданной.

Рассказывает Николай Рыжук,в августе 1996 года капитан, исполнял обязанности командира группы специального назначения 34-й бригады:

«Когда разговаривали мы с Исрапиловым,он говорит: «Чего нам воевать, уже там перемирие, вы у меня человек 20 положили, и мы столько же у вас, зачем?» Ну, я промолчал, что они ни одного нашего на Минутке не положили. Они считали, что у нас тоже большие потери, и поэтому он предложил заканчивать эту войну, тем более что наше руководство с вашим уже договорилось на высшем уровне».

В результате переговоров достигнута договоренность о выводе с опорного пункта 40 человек, в том числе 17 раненых. Уходили строем, с оружием. Для раненых боевики предоставили транспорт.

Рассказывает командир роты 34-й бригады Александр Дрожжин:

«Когда всех загрузили, я к солдатам в «уазик» заглянул, говорю: «Ну, все, сейчас едем, все нормально. Скоро будете уже в госпитале». И уже когда голову убираю из салона, краем глаза смотрю — а под сиденьем лежит фугас. С проводами, и провода прямо к водителю тянутся. Думаю, что такое? Ну, водитель сидит, чеченец. Думаю: неужели не верят, ждут чего-то? Думаю, точно, или расстреляют, или смертник сидит».

Их вели по улице, а из близлежащих домов были слышны издевательские крики боевиков. Бойцы 34-й бригады отходили со смешанным чувством отчаяния и злости. На их месте должны были бы оказаться те, кто рассматривал их из окон.

Эта дорога уже несколько дней соединяла Грозный с Большой землей. По ней в город доставляли воду, продовольствие, медикаменты. Обратно вывозили раненых и тела погибших. По обочинам дороги боевики установили фугасы, чтобы не допустить в центр боевую технику. Они вообще чувствовали себя хозяевами положения.

Очередные переговоры с Исрапиловымпроходят в соседней многоэтажке. Но сегодня полевой командир не такой сговорчивый. Прошел слух, что он получил нагоняй от Басаева и Масхадоваза вчерашнюю «мягкость». На этот раз Исрапиловвзамен на согласие выпустить из окружения группу бойцов требует оставить оружие, боевую технику, заложника.

Рассказывает командир роты Олег Моисеев:

«Мы вам даем своих людей на сопровождение, — он говорит, — а если вы их там захватите? От вас тоже должен остаться заложник. И заложник не просто солдат или еще кто-то». Когда на тебя смотрят, ну, что тут будешь делать? Не будешь говорить: «Вова, ты остаешься, или, Саша, ты остаешься». Это смешно просто. Ну, дальше все просто. Держи ствол, держи патроны».

Моисееваотвели в здание школы. Его не обыскали, иначе бы обнаружили гранату, которую тот прихватил с собой. К вечеру Моисеевпонимает: боевики в панике. Константин Пуликовскийуже объявил свой ультиматум.

Командующий объединенной группировкой Константин Пуликовский,подтянув к чеченской столице дополнительные силы, объявляет ультиматум. Мирным жителям в течение 48 часов по специально предоставленному коридору предлагается покинуть Грозный. К бою готовятся авиация и артиллерия. Нервы у всех на пределе. Бойцы готовы растерзать противника.

Рассказывает Олег Моисеев:

«В этот момент, соответственно, отношение боевиков ко мне в корне изменилось. А я был доволен до ужаса. Я думал: ладно, хрен с вами, ребята. 48 часов. Пусть будет, что будет, но через 48 часов вас тоже не будет. Я был настолько морально удовлетворен, когда они там зашевелились, начали в панике совещаться и метаться, вот этот эпизод мне очень запомнился, понравился».

На следующий день офицера все же обменяли на пленного боевика. Став заложником, Моисеевспас жизнь почти сотне своих товарищей.

Пока же утром 20 августа из Грозного по предоставленному коридору уходит мирное население. Колонна беженцев растянулась тогда на 8 километров.

Пока федеральные силы не открывают огонь, навстречу беженцам в город заезжают новые группы боевиков. А Масхадовпризывает генерала Александра Лебедя«употребить все свое влияние, чтобы остановить надвигающееся безумие». В городе бандиты не прекращают обстреливать позиции федералов.

Чехарда с началом и прекращением боевых действий продолжалась. А на опорном пункте «Долина» все еще ждали новых распоряжений.

В селе Новые Атаги на переговорах Лебедя с Масхадовымвырабатывается и подписывается документ, предусматривающий разведение противоборствующих сторон, отвод войск и совместный контроль над отдельными районами Грозного. Средства массовой информации отмечают плодотворные миротворческие усилия секретаря Совета безопасности, стыдливо умалчивая о том, что не ради такого мира здесь почти два года проливали кровь мальчишки-солдаты и их командиры.

После того как с блокпоста «Минутка» ушел последний солдат, уже в расположении частей федеральных войск у старшего лейтенанта Моисеевасостоялся разговор с контрразведчиком, который обвинил его в измене. Оказывается, Моисеевне имел права вступать в переговоры с боевиками и решать, как ему спасать своих солдат. Он якобы совершил предательство, добровольно оставшись в заложниках и оставив боевикам непригодное к стрельбе оружие в обмен на раненых ребят.

Во время нашей встречи с Олегом Моисеевымон категорически отверг эти обвинения:

«Предателем я себя не считаю. Поскольку в целом задачи выполнены. В том числе и боевые задачи были выполнены. То есть мы дошли, удержали и продержались. И вторая задача, которую мы выполнили, — мы сберегли максимум людей, которые должны были жить».

Многие участники августовских событий вспоминают те три недели войны со смешанным чувством обиды, разочарования и гордости. Они стояли до конца, но у них отняли победу. И они остались верны долгу, вопреки абсурдным и противоречивым приказам далеких от поля боя командиров.