Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

Поэтому евразийцы выдвигает проект остановки истории при помощи переориентации ее на географию. Хорошо и правильно будет тогда, когда люди осознают свою принадлежность к географии, к климату, к зоологическим видам, вроде той же саранчи.

Вот почему, между прочим, так фальшиво звучит заголовок дугинского материала в Интернете: "Будущее России зависит от нашей воли". В системе идей евразийства нет места никакой человеческой воле. Какая воля у саранчи? - только темный инстинкт. Если же дать религиозную проекцию этой установки, то никакого христианство тут невозможно, в том числе православное. Это скорее Ислам. Вспомним, что само слово ислам означает "покорность". Вот туда и тянут евразийцы Россию, и если в начале 20 века можно было считать, что мусульманство способно к ассимиляции в православии, то какому безумцу придет в голову говорить об этом сегодня? То есть как раз такой безумец нашелся: это Александр Дугин. Недаром он говорит об Иране с придыханием в голосе.

В этой системе - Россия не Европа, но и не Азия - а Евразия. В самом выборе этого слова присутствует укорененность в факте. А факт, как знают все философы с начала человечества, - это не истина. Потому что истина, будучи понятием чисто человеческим, всегда предполагает не только фактичность, но и долженствование. Евразийцы говорили, что истина России определяется, диктуется, роковым образом создается самим фактом ее географического положения, и в близости русских, скажем, к тюркам, больше культурных перспектив, чем в опытах Петра по приобщению России к Европе.

Эта тотальная детерминированность евразийской картины мира породила, естественно, тоталитарный характер проекта. У них есть текст под названием "Евразийство в систематическом изложении", где этот тоталитарный харктер доктрины представлен в полном свете. Главная мысль - о симфоническом характере всякой подлинной общности - о включенности человека в систему, представляющую его куда более адекватно, чем он сам может себя представить. Отсюда - характер политической системы, предлагаемой евразийцами: это идеократия - проект общественного устройства, осуществляемой правящей партией. Важно только одно - чтобы партия обладала правильной идеологией. Основа такой идеологии для евразийцев - православие. Они считали, что вечная истина православия совпадает с тенденциями духовного развития азиатских компонентов Российской империи. Строго говоря, это и есть евразийство. Границы Евразии совпадают с границами Российской империи, без тени сомнения заявляют они.

Вот самое безответсвенное заявление евразийцев, данное в подкрепление их мысли о религии как основе всякой культуры, включающей и формы государственности, в их случае - о православии. Как же соотносится оно с прочими религиями евразийского региона?

Проблема упрощается благодаря тому, что в Азии перед нами не еретическое упрямство, а языческая немощь. Обращаясь к язычеству, христианство призывает не столько к покаянию и самоотречению, сколько к саморазвитию, ибо не искажаемое саморазвитие язычества и есть развитие его в христианство, а развиваться язычество, в противоположность ереси, не отказывается. Надо не уставать подчеркивать родство азийских культур с евраазийскою и их давнее интимное взаимообщение, до сих пор достаточного внимания к себе не привлекавшее.

Вопрос: какую православную перспективу видели евразийцы, если, говоря о возможностях првославия как скрепляющего культурного фактора, они не думали ни о чем, кроме так называемого язычества? Неужели язычеством они называли мировые религии буддизм и ислам? Вот пример идеологического ослепления выскокультурных людей, каким были первые евразийцы.

Азия для них, получается, - это так называемые инородцы Российской империи. Тут они жаждут увидеть некую перспективу.

...то глубоко знаменательно, что Емельян Пугачев, стоя под знамененм старообрядчества, отвергающего "поганых латинян и лютеров", не находил ничего предосудительного в объединении с башкирами и прочими представителями не только инославного, но даже иноверного востока... Будущее и возможное православие нашего язычества нам роднее и ближе, чем христианское инославие.

Правильно: в такой Азии увидеть больше нечего, кроме башкир в качестве одного из базисных элементов строительства подлинной России - Евразии. Католицизм и протестантство, или, как говорит нынче Дугин, демонстрируя знание старой терминологии, папежство и люторство, - пустяк по сравнению с Салаватом Юлаевым. Впрочем, может, у Дугина, как человека в иную эпоху вступившего, иной образ башкира может возникнуть - Рудольф Нуреев.

И тут нельзя не процитировать единственно научно ориентированного деятеля евразийства Николая Трубецкого, увидевшего проблему танца как критерий суждения о детерминантах культуры:

Такое же (евразийское) своеобразие представляет и другой вид ритмического искусства - танцы. Романо-германские танцы отличаются обязательной наличностью пары кавалера и дамы, танцующих одновременно и держащихся друг за друга, что дает им возможность производить ритмичекие движения одними лишь ногами, причем самые эти движения, "па", у кавалера и дамы одинаковы. В русских танцах ничего подобного нет. Пара необязательна, и даже там, где танцуют двое, эти двое не принадлежат непременно к разным полам...

Как я понимаю, это должно быть отнесено к так называемой соборности русского духа. В таком случае Рудольф Нуреев явно выпадает из этой обязательной формулы башкирско-русской культуры.С другой стороны, пары ему, конечно, нет - где еще, кроме Башкирии, найдешь такого гения. А то, что он сбежал из этой Евразии на Запад, к папежникам и люторам, к делу, видимо, не относится.

Есть одна действительно важная тема, связанная с выступлениями Александра Дугина. Это тема о природе политики. Должна ли политика определяться духовно-культурными установками или она есть оппортунизм по преимуществу, сиюминутная тактика, а если и стратегия, то определяемая не идеалами, а интересами? Ориентируется ли она идейно - или ситуативно? Есть ли и должны ли быть в ней некие "вечные истины"? Грязное ли дело политика по определению или все же она должна быть чистой?

Дугин отвечает на эти вопросы так:

Я думаю, что политика есть продолжение духа. Если дух грязен, то и политика грязна, если дух чист, то и политика чиста, У нас ложный образ политика как шоумена или чиновника. Политика в России оторвана от идей, наши политики меняют идеи, как костюмы. Это исторически понятно, но такой подход обречен. Нам нужны запасы идей и соответствующие политики. Я убежден, что в политику должны приходить люди нового типа ... Ранее я полагал, что моя роль ограничивается генерированием политических идей. Но как оказалоссь, уже через час идеи извращаются до неузнаваемости. Опыт 20 лет в российской политике заставил меня наконец выступить в роли лидера с опорой на большое количество убежденных соратников и последователей, которые делегировали мне свое доверие.