Максим Калашников - Воруют! Чиновничий беспредел, или Власть низшей расы

В Германии миллионы лишних людей из села выдавливались в города и эмиграцию с помощью системы майората. Во Франции, впрочем, тоже. Но недостаточно: строительство капитализма потребовало от французов массовой бойни – Великой французской революции. С миллионами обезглавленных, расстрелянных, заморенных голодом. Тогда французы на треть вырезали крестьянскую Вандею, массами топили противников революции в баржах и расстреливали картечью из пушек. Они разрушали «контрреволюционные города» – Лион, например. Они творили то, чего даже в нашу революцию не было. Но что-то я не вижу того, чтобы французы сегодня самоуничижались по сему поводу и отказывались бы от государственного гимна – «Марсельезы». И день взятия Бастилии 14 июля – аналог нашего 7 ноября – они и не думают отменять.

Жестокое укрупнение сельских хозяйств и выдавливание «раскрестьяненных» людей в города проходило и в иных странах. А реформа по Столыпину? Ее суть в передаче елико возможного количества земли в руки эффективных собственников (кулаков) и то же изгнание из деревни лишних людей в города, на фабрики. В этом смысле сталинская коллективизация – прямое продолжение столыпинской реформы, причем гораздо более системное и последовательное. При Сталине политика переобучения вчерашних крестьян в рабочих была государственной суперпрограммой! И, как видите, коллективизацией красные не только спасли Россию, они еще и провели в жизнь меру, необходимую для строительства городского индустриального общества. А без этого строительства в самые сжатые сроки нам было просто не выжить в столкновении с машинными, агрессивными цивилизациями Запада.

И никакой внятной альтернативы действиям красных, спасших страну от распада и завоевания на 70 лет, вы, низшая раса дураков, предложить не в силах. И если нынешней России суждено спастись – то снова через совершение невозможного, через сверхнапряжения и через уничтожение низшей расы!

Имею полное право говорить так. Дед моей мамы, кулак Григорий Самойленко из Бутурлиновки под Воронежем, в 1930-м был раскулачен, лишившись и частной пекарни, и брички с лошадьми, и крепкого дома. Мама моей мамы, Василиса Григорьевна, рассказывала мне, как им удалось выжить, питаясь мясом павшей лошади в голодную зиму. Но все сыновья и дочери кулака Самойленко в СССР сделали отличные карьеры. А сам прадед Григорий дошел до Берлина и до своей смерти поднимал тосты за Сталина.

Дед моего отца, Максим из Березовки под Одессой, в 1917-м жег имение помещика, а потом сам вышел в кулаки. Да, и его раскулачили, отобрали двухэтажный дом. Но старший сын кулака – и мой дед Василий – в тридцатые окончил военное училище и стал сталинским пехотным майором. Такую карьеру крестьянскому сыну в царские времена сделать «не светило». И за это предки мои простили советскую власть.

Так что не надо мне трендеть про «жидобольшевиков-убивцев». Они делали свое дело в силу железной исторической необходимости.

Они смогли укрупнить хозяйства – и построить интенсивную агроэкономику. Они смогли построить новые промышленные базы и мощную индустрию не только на Юге и в Центре, не только на Северо-Западе, но и на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке.

А те, кто этого не понимает, – прочь с дороги! Зашибем…

Итак, читатель, как ни крути, а Россия начала XX века представляла из себя пороховую бочку. Или, точнее, готовый рвануть паровой котел. В аграрном вопросе все внутренние напряжения видны весьма четко. Но изучение сего вопроса наводит нас на еще одну тему, каковой мы и посвятим оную главу. Вы, читатель, никогда не задумывались над тем, что представляла собой «историческая Россия» к 1914 году? Думаете, вы ее знаете? Скорее всего, нет. Под внешней позолотой этого феномена крылись такие гниль и гной, что плохо становится. Дворянская «элита» ставила такие социальные эксперименты и вела такую селекцию, что любые антиутопии на этом фоне бледнеют.

Общество старой России, как и социум РФ, четко разделился на народ и на «элиту», смотревшую на русских, как на бесправное быдло, каковое можно безнаказанно грабить. В сущности, можно вспомнить «Скотный двор» антисоветчика Оруэлла. В том романе свиньи, захватив власть на ферме, превращаются в «элиту», властвующую над остальными животными под коммунистическими лозунгами. Однако вскоре они начинают держать всех в страхе, вытренировав себе карательные части – псов. И даже не части – нет, целый пес-субэтнос. Особый «карательный народ», отличавшийся таким садизмом, который заставил бы побледнеть самого маркиза де Сада. Надо сказать, что картина сия подходит скорее не для СССР, а для нынешней РФ. И для царской России.

К черту! Автор – выходец из цивилизации Красной звезды, из той ее части, где были университеты, лаборатории и чертежи космических кораблей. Мир помещиков, фабрикантов и попов – не моя реальность. Равно как и мир официозно-триколорного «расеянства» с его гламурной уголовщиной, балаганной показухой и всеобщей коррупцией. Мне ясно, что во главе поздней Российской империи оказалась, по сути, низшая раса грабителей, ощущавшая себя «избранным народом», коему позволено безнаказанно грабить Россию и русский народ. По сути – те же свиньи. Знаю, что то же самое произошло и при создании РФ. Но если это – свиньи, а народ – овцы, то кто выступал в роли псов?

Ответ на этот вопрос крайне важен, ибо в нем – также ключ к пониманию истории нашей страны после 1917 года.

Свиньи, псы и овцы: вполне по Оруэллу

В 1959 году президент США Дуайт Эйзенхауэр подписал подлый документ – «Декларацию угнетенных народов», посвященный порабощенным СССР нациям, дескать. Там были все – кроме русских. Намек был непрозрачен: русские – угнетатели, они – создатели коммунизма. Но вот что интересно: русских в декларации не имелось, а вот казаки были. С признанием их права создать независимую Казакию. Вместе с прочими татарстанами, украинами, идель-уралами. Когда я узнал об этом впервые, то смеялся. Ишь, совсем янкесы с ума сошли! Ведь казачество – это славная часть великого русского народа. Но теперь мне не до смеха.

Отсчитаем век назад от Первой мировой. Идет Отечественная война с Наполеоном Бонапартом. В 1812 году, когда французы ушли из Москвы, в нее вступили части под командованием Волконского, Бенкендорфа и казачьего генерала Иловайского-четвертого. В городе они увидели оскверненные, разграбленные храмы, например Успенский собор в Кремле, святыню православия. Золота из церквей оккупанты награбили очень много. И тут начались странные вещи…

«…Формально старший в отряде казачий генерал Иловайский-четвертый «с попечительным вниманием рассматривал отбиваемые у французов обозы». «Все выносилось на его личное обозрение, – вспоминал Волконский, – и как церковная утварь и образа в ризах были главною добычею, увозимой французами, то на них более всего обращал внимание Иловайский и делил все это на два отдела: что побогаче – в один, что победнее – в другой. Удивленные Бенкендорф и Волконский недоумевали: «Зачем этот дележ? Ведь все равно все следует отдать духовному начальству, как вещи, ограбленные из церквей московских и следующие обратно в оные»…» Ответ казачьего генерала был бесхитростен: «Нельзя, батюшка, дал я обет, что все, что побогаче, если Бог сподобит меня к занятию от вражьих рук Москвы, все ценное, доставшееся моим казакам, отправить в храм Божий на Дон, а данный завет надо свято исполнить, чтобы не разгневать Бога». Сколько ни пытались Бенкендорф и Волконский убедить своего начальника отказаться от такого «обета», их увещевания не подействовали…» ( Д. Олейников. «Бенкендорф». Москва, «Молодая гвардия», 2009 г. С. 139–140)