Андрей Буровский - Всё, что вы хотели знать о евреях, но боялись спросить

И сам он реализовал именно такую возможность, и для отца считал ее самой желанной. Яков Маршак, первое поколение, сделал меньше, чем мог бы при других стартовых условиях, — и сыну за него больно и грустно. Справедливо ли? Яков Маршак прожил независимую материально жизнь, в которой было чтение в подлиннике Гумбольдта и Гоголя. И вырастил пятерых сыновей, один из которых стал знаменитым русским писателем. Не уверен, что обида за отца в такой ситуации — чувство «чисто еврейское», но, скажем, англосаксы или французы вовсе и не считают, что мастер на заводе — худшая судьба, нежели ученый или писатель. А вот евреи так считают. Талмудисты, от которых сбежал Яков Маршак, и его семья считали, что «книжная премудрость» есть «почетное дело», а «в ремесленниках видели как бы людей низшей касты»… Но ведь точно так же думает и Самуил, удачливый средний сын Якова.

Остается добавить, что старший брат Самуила Яковлевича родился в 1885 г., значит, родители Маршака встретились где-то в конце 1870-х или в начале 1880-х гг. Судя по упоминанию брата матери, других евреев этого поколения, не одни они были такие. Слиозберг, Кроль — люди, вошедшие в историю, во многом делавшие историю. Но за ними и вокруг них стояла толпа, толща. Десятки тысяч менее блестящих, но необходимых в обществе людей — еврейских интеллигентов первого поколения.

Смерть императора Александра II остановила поток эмансипации. О том, как постарался на этот счет благородный русский народ, несущий в себе Бога, мы поговорим в следующей главе.

Что касается образованного русского общества, то и оно вовсе не так расположено к евреям, как обычно пытаются себе это представить. Образ интеллигента, который играет роль спасателя евреев во время погромов, еврейского заступника перед официальными властями, вошел в стереотипы массового сознания.

Но в этот стереотип очень трудно уложить позицию, скажем, И. С. Аксакова: смутно-доброжелательного к евреям и великого сторонника эмансипации в конце 1850-х гг. И такого же яростного антисемита уже спустя 8–10 лет, в середине — конце 1860-х, особенно же непримиримого врага «просвещенных евреев» (казалось бы, радоваться надо — «нашего полку прибыло», но тут какая-то совсем иная логика).

И таковы же были очень, очень многие из российских интеллигентов того времени. Почему?! С точки зрения Дж. Клиера, в середине 1850-х гг. русское общество практически не знает евреев. Еврей — это некий то ли забавный, то ли несимпатичный, то ли «природный» и потому по сути своей добрый… но неизвестный и непонятный никому туземец. Общество, жаждущее «реформ вообще», сначала проникается к нему неким общим расположением, просто потому, что еврей — угнетенный, а теперь подлежащий спасению. Дикий, а теперь подлежащий обучению и приобщению к цивилизации.

В процессе же эмансипации общество сталкивается с уже совершенно реальными, а не книжными евреями, и уж кому они нравятся, а кому и нет.

Кроме того, общество сталкивается с множеством проблем, порожденных самой эмансипацией: например, с проблемой конкуренции за места в учебных заведениях. Теоретические евреи, которых хотело пригреть на своей груди русское образованное общество, никогда не совершали таких нехороших поступков: не мешали поступать в гимназии и университеты, не оттесняли от хлебных местечек…

В результате если еврейский вопрос в 1850-е гг. никого особенно не волновал, то к концу 1870-х он выходит на одно из самых первых мест по числу упоминаний в периодической печати. А русское общество оказывается резко поляризованным по этому вопросу: от ярких юдофилов до таких же ярких юдофобов.

Консерваторы, а их было много, своими аргументами о разлагающем влиянии евреев на русскую школу «мостили дорогу для процентной нормы при Александре III».

Получается, что «за четверть столетия, прошедшую со времени начала реформ, евреи оказались в сложном и противоречивом положении. С юридической точки зрения их положение улучшилось. Но ценой тому стало неприятие еврейства значительной частью русского общественного мнения. Возникшее в самый канун реформ мнение, что положение евреев требует изменений, сменилось иными настроениями. «В лучшем случае еврейский вопрос рассматривался как проблема, решение которой оказалось более сложным, чем считалось прежде… В худшем — евреи в духе нигилизма были демонизированы, как активные враги русской христианской культуры, как кровавые вампиры, готовые пить кровь русских детей. Они представлялись зловредной эксплуататорской силой, угрожающей как бедным, так и богатым. Общественное мнение, одно время проявляя слабую симпатию к евреям, стало враждебным и скептически настроенным к любому решению еврейского вопроса. Это был заколдованный круг» [240] Локшин А. Klier J. D. Imperial Russia’s Jewih Quesiion, 1855–1881. Cambridge University press. 1995. Клир Дж. Д. Еврейский вопрос в Российской империи, 1855–1881. Кембридж, 1995 // Вестник еврейского университета в Москве. 1996. № 3 (13). С. 218. .

В Российской империи не произошло ничего такого, что не происходило множество раз, с разными народами иудаистической цивилизации. Сначала евреи вызывают желание включить их в общество «гоев». Позиция отверженных вызывает сочувствие. Образованность и культура вызывают симпатию. Правительство хочет привлечь к жизни своей стране этих изолированно живущих туземцев.

Но оказывается — вблизи евреи совсем не такие милые, как издали!

Их легко и приятно любить, им удобно сочувствовать на расстоянии. А вот вблизи они постоянно становятся очень уж неудобными объектами для любви и сочувствия. Они недостаточно слабые…

Иудеи быстро становятся очень уж сильными конкурентами.

Да к тому же по любому поводу каждые двое евреев имеют три разных мнения — в том числе и по поводу русской истории и культуры. Иметь дело с «ними», допускать «их» в образованный русский класс — значит постоянно иметь в виду эти другие, быть может, раздражающие и задевающие чем-то мнения и оценки. В результате у части общества всегда появляется реакция отторжения евреев, нежелание иметь с ними дела, а то и страх перед евреями как конкурентами.

Образованные боятся конкуренции и того, что их страна, их мир как-то изменятся.

Правительство начинает бояться нашествия слишком многих и не всегда понятных «чужаков».

Народ начинает бояться смены правящего класса.

В Российской империи между 1855 и 1881 гг. все шло как обычно, как всегда. Так было в Александрии Птолемеев и Испании Альмохадов, в Италии XIV века и во Франции XVIII столетия.

В 1887 г. правительство приняло свои меры, чтобы «еврейский вопрос», паче чаяния, не решился бы и ассимиляции евреев не произошло бы. А то вдруг, не дай боже, и не стало бы на Руси никакого такого вопроса?! И что тогда со всеми нами было? Кто бы нам революцию тогда бы делал, а?! Кто бы нас научил демократии?!