Юрий Мухин - Казнь СССР – преступление против человечества

Группа в основном была или из Днепропетровска, или с Украины. Самым дальним был актюбинец Валера Малиновский, Ваня Потапов был из Тамбова, да потом прибавился Цезарь Кацман откуда-то из Белоруссии. Каких-то деток высокопоставленных родителей у нас не было (тогда их называли «блатными»), самого высокопоставленного отца имел, как мне помнится, Коля Кретов, чей отец был подполковником милиции.

В целом группа была дружная, хотя некоторые все же были как бы особнячком, но на практиках, в каком бы составе мы ни оказались, держались мы вместе. Из группы в студенческой общаге жили человек 6–7, остальные жили дома. Думаю, что среди тех, кто жил в общежитии, авторитетом был никопольчанин Толик Борисов, он же, язва, и надавал всем кличек. Это тоже, между прочим, талант, у меня это дело никогда не получалось. Тудер, разговаривая, часто бормотал под нос, Толька пытался внедрить ему кличку Барматудер, но не получилось – сложно, в конечном итоге стал Игорь Барсом. Потапов, само собой, стал Потапом, Жучкова – Жучкой, Бобров – Бобер, но почему он мне дал кликуху Митя, убей – не помню! Наверное, по ассоциации с героем какого-нибудь фильма. Кацману он силился дать кличку по начальным буквам имени, отчества и фамилии – Цезарь Львович Кацман – Целка – не прижилось – грубовато, остался Цезарь Цаликом или Цалом. Володя Дробах, коренастый крепыш, стал Быком, сам Борисов, несмотря на навешивание друзьям кличек, имел между тем вполне приличную кличку Брат.

Думаю, что на первых курсах из группы ушло, кроме Малиновского, еще человека 4, поскольку пришли Тудер, Кацман и Рита, но ушедших я плохо помню, даже не помню, у нас ли в группе был Шалимов – мой сокурсник по подготовительной группе. Он купил тогда мотоцикл «Ява» и несколько раз отвозил меня домой, однако потом пропал, вновь встретились мы уже в институте, он тоже поступил, но сильно хромал. Неохотно рассказал, что случилось: на трассе Днепропетровск – Новомосковск ехал с девушкой, на большой скорости пошел на обгон, не справился с управлением, сам сломал ногу, а девушка погибла. Потом, когда Вовка Дробах купил себе «Яву» и возил меня в Запорожье и обратно, я, помня Шалимова, просил его: «Бычок, ты того, поаккуратнее!»

Из ушедших из института сокурсников, пожалуй, стоит вспомнить вечного студента. Он подошел к нашей группе 1 сентября, когда мы начинали второй курс, познакомился. Мы все пошли на «кафедру автоматики» – в пивбар, отмечать встречу и начало учебного года. По ходу знакомства выяснилось, что он учился уже чуть ли не 6 лет и чуть ли не во всех вузах города, к нам он попал, по-моему, из Днепропетровского института инженеров транспорта. Учился 2–3 года, а потом переходил в другое учебное заведение. Странный был парень, думаю, что он чем-то промышлял, а учеба в институте для него была чем-то вроде «крыши», и, надо полагать, у него был и какой-то блат, иначе я не представляю, как так можно было «учиться». Попив с нами пива, он пропал и появился в разгар зачетной недели, выпрашивая конспекты и спрашивая, что, где и кому надо сдать. Как ни странно, но он сдал кое-какие зачеты и начал сдавать сессию, но, конечно, не по графику группы, а самостоятельно, являясь к нашим преподавателям, принимавшим экзамены у других групп. Иногда мы с ним сталкивались в коридорах, и тут он рассказал, как сдал сопромат самому Павленко.

Он пришел на кафедру сопромата, когда Павленко принимал экзамен, как потом оказалось, у какой-то группы третьего курса – у тех, у кого его преподавание шло не как у нас – два семестра второго курса, – а начиналось со второго семестра второго курса, а заканчивалось в первом семестре третьего. Зашёл, взял билет, сел, вынул под партой учебник, нашёл по оглавлению темы билета, нашёл нужные страницы, послюнявил их у корешка, чтобы не трещали при отрыве (я о таком способе впервые услышал от него), положил вырванные страницы на парту, переписал и пошёл сдавать. Что-то отрапортовал Павленко, ни на один дополнительный вопрос, естественно, не ответил, но Павленко был в благодушном настроении, открыл его зачётку и вписал в неё «уд.». А потом упрекает:

– Сессия уже заканчивается, а у тебя только первый сданный экзамен.

– Почему первый? У меня еще и философия сдана, – не догадался промолчать вечный студент.

– Какая философия? – удивился Павленко. – А вы на каком курсе?

– На втором.

Павленко начал листать зачетную книжку назад и понял, что он у второкурсника принял экзамен за третий курс. Вот тут, как я уже писал, дед рассвирепел, поднялся и выбросил зачетную книжку в форточку.

После этой сессии мы вечного студента уже не видели; может, его выгнали навсегда, а может, он перевелся в университет, в котором еще, как мне помнится, не учился.

В целом же, когда состав группы к третьему курсу устоялся, она была довольно ровная, были ребята слабее других, но сессии, как мне помнится, мы сдавали в основном в полном составе. И каких-либо хулиганов или спекулянтов у нас тоже не было. А то как-то захожу на нашу кафедру электрометаллургии к Е.И. Кадинову, доценту, своему руководителю по СНО (студенческому научному обществу) и куратору нашей группы, а он расстроен и ругается вот по какому поводу.

– На кафедре распределяли студентов группы МЧ-3 выпускного курса между руководителями проектов, а меня не было, и профессор Чуйко нагло подсунул мне обоих балбесов из этой группы, за которых диплом надо самому писать. Я на следующем заседании кафедры возмутился, и Чуйко вынужден был одного балбеса забрать к себе. И надо же, позавчера его балбес нажрался в общежитии водки и помочился в лестничный пролет и прямо на поднимавшегося с проверкой общежития замдекана. Теперь этого чуйковского балбеса уже отчислили из института, ну почему мой балбес не догадался сделать что-нибудь подобное?!

О материальной стороне учебы

Теперь, думаю, следует рассказать хотя бы вкратце о материальной стороне учебы в институте. Она, если кто-то забыл, была бесплатной. (Большевики строили общество справедливости, и для них была нетерпимой сама мысль, что кто-то не сможет учиться из-за отсутствия денег.) Все учебники брались в институтской библиотеке, реальным личным расходом на обучение была покупка ручек, карандашей, тетрадей, логарифмической линейки и т. п. Этот расход на курс вряд ли превышал 3 рубля.

Спортсменам и еще некоторым категориям студентов выдавались талоны на бесплатное питание, я к этим категориям не относился, посему и не знаю, о каких суммах шла речь. Никогда не был в студенческом профилактории, в котором кормили и лечили бесплатно или почти бесплатно, посему и здесь ничего не могу сказать. Не помню и стоимость проживания в общежитии, но полагаю, что если в заводском общежитии это стоило от 4 до 6 рублей в месяц, то в студенческом проживание должно было стоить еще дешевле.