Пётр Вайль - Свобода – точка отсчета. О жизни, искусстве и о себе

Кажется, давно известно правило, по которому от конкуренции выигрывает потребитель, — вот пусть бы телемагнаты и конкурировали между собой, но государству очень хочется быть «интеллигентом» и все по-хорошему уладить.

Этот критерий деятельности — деньги — вносит некоторую ясность в деятельность «интеллигента», хотя и не полную.

Если «интеллектуал» — профессионал, то, значит, он прилично зарабатывает, а раз так, то он высоко ценится социально. И тут не важно, добывает ли он эти деньги тем, что перышком скрипит — а не землю, скажем, пашет. Если «Нью-Йорк таймс» считает возможным платить огромные деньги своим колумнистам, так не за то, что они либералы (или консерваторы — в случае «Уолл-стрит джорнал»), а за то, что из-за них на газету подписываются читатели.

Тут снова проблема не столько типа мышления, российского или американского, сколько разницы в материальном уровне, позволяющем печатать очень толстые газеты, где для всех рубрик и всей рекламы есть место, и платить сотрудникам очень большие гонорары.

Господство денежного эквивалента вроде бы универсально. Но все же у меня есть типичное интеллигентское подозрение, что не совсем. Не зря меня уже назвали в нью-йоркском магазине электриком, и если дальше так пойдет, то глядишь, и услышу наконец: «Куда прешь, интеллигент проклятый?» Что-то мне кажется, и здесь, в Штатах, этих, в шляпах и очках, даже хорошо зарабатывающих, все равно не очень-то любят. И совсем уж возмутительный, на мой взгляд, заработок боксера, получающего за полчаса десять миллионов долларов, вызывает в здоровой американской массе меньше протеста, чем доходы писателя или иного занюханного интеллигента типа Вуди Аллена. Но это уже речь о всемирном «простом человеке» — по любые стороны океана.

Нет ничего проще в современном обществе, чем издеваться над политической корректностью (ПК); ее крайние и, уже в силу крайности, возмутительные или потешные проявления — на виду. Моя жена остерегается выходить на Пятую авеню в шубе: могут и в самом деле плеснуть краской или опрыскать аэрозолем. У нас в Вашингтон-Хайтс публика попроще, понесознательней и, соответственно, поспокойней. Но если бы мы жили не в Манхэттене, а на Брайтон-Бич, то жене опять бы шубу не надеть, но уже по иной причине: чтоб не оказаться в эмигрантской униформе. На Брайтоне концентрация мехов — самая высокая в мире: идеи ПК по части экологии и защиты животных здесь практически неведомы. Впрочем, тут популярны (на вербальном уровне) проекты выселения чернокожего населения за Полярный круг и другие концепции общественного устройства, о которых большая Америка, к счастью, не знает.

Я шубу не ношу, и коллизии ПК затрагивают меня по касательной. Дискутирую со свежеобращенным в вегетарианство приятелем: пытаюсь коварно доказать, что у спаржи тоже есть душа, не только у креветки. Таращусь на плакат с портретами знаменитых негров, где наряду с Луисом Армстронгом и Мохаммедом Али — Дюма и Пушкин. Женщинам упорно говорю комплименты и замечаю, что уже этим горжусь. В застолье с успехом цитирую полупародийные и пародийные словари ПК, которых вышло в Америке сразу несколько: все эти «собака — негуманоидный компаньон», «карлик — вертикально нестандартный», «сумасшедший — альтернативно одаренный» и т. п. Легкий хлеб.

На самом же деле, если исключить гротескные крайности, которые надо исключать везде и всегда, как верхнюю и нижнюю оценки в фигурном катании, я — за ПК. Приветствую и раскланиваюсь перед замечательным проявлением коллективного разума.

1. Самосознание ПК как артикулированной системы мировосприятия относится к середине 80-х, но как идея она возникла еще в самом начале 70-х. Это была реакция на разброд и шатания эпохи контркультуры. 60-е внесли эклектику практически во все сферы жизни: политическое мышление, представления о семье, отношения полов… Это вряд ли можно назвать революцией: революция взамен прежней иерархии ценностей предлагает свою. Здесь же некий порядок, пусть даже плохой, сменился не новым порядком, а хаосом. Попыткой внести некую стройность в ментальную разруху и стала ПК.

Естественно, принципиально нового в ней немного.

«Естественно», потому что после 60-х все ведущие общественные идеи — более или менее «нео» или «псевдо». (Вот 60-е дали совершенно неведомую до сих пор концепцию омоложения жизни: именно тогда произошла переориентация культуры и социального обихода на молодежь, что уже необратимо.) Встряска была так мощна, что с тех пор человек только припоминает старое. Гимны однополой любви, с явным оттенком превосходства, находим у греков. Проповедь вегетарианства — у отцов церкви. Неистовый пропагандист экологического сознания появляется в чеховской пьесе начала века в лице доктора Астрова. В романе Лескова «Некуда» идет бурная дискуссия: поднимать ли оброненный женщиной платок и отворять ли перед ней дверь.

Лесков, имевший в виду слепцовскую коммуну, резко саркастичен: для него подобные дебаты — расшатывание устоев, подрыв устройства. Через столетие, перед лицом устоев уже расшатанных и устройства уже подорванного, разговоры о платках будут носить конструктивный характер, потому что таким обходным способом они возвращают в конечном счете к вековым нормам общества.

ПК с «обрубленными» крайностями (о крайностях чуть ниже) — не что иное, как сумма всех тех понятий, которым нас учила мама, детский сад и великая литература: «вежливость», «светские манеры», «воспитанность», «этика», «милость к падшим», «сочувствие к маленькому человеку». Здесь стоит обратить внимание на последний тезис, развитый в системе ПК до гипертрофии. Пафос Диккенса и Гоголя, помноженный на права личности в демократическом обществе, сделался каноном. Суть современной демократии — власть большинства и право меньшинства. Право на представительство, право на уважение, право на самовыражение. Понятно, что большинство ведет себя спокойно — у него власть. И столь же понятно, что имеющие только права меньшинства — активны и заметны. Если судить по журнальным публикациям, то в Штатах только и читают женскую и гомосексуальную литературу, но стоит зайти в большой магазин, чтобы убедиться: эти разделы занимают, на глаз, одну двухсотую стеллажей. Иногда кажется, что вся Америка бежит трусцой к похуданию, но случайно натыкаешься на статистику: бегают восемь процентов населения, худеют — шесть. В Штатах только заговаривают о возможном выдвижении кандидатуры женщины в Белый дом, тогда как первых женщин-президентов выдвинули давно, и совсем не феминистские страны: Цейлон, Индия, позже — Пакистан. Похоже, власть большинства, по терминологии американской ПК — «белых англо-саксонских мужчин», БАСМ, — пошатнется в Штатах еще не скоро. Другое дело, что этих БАСМ средствами ПК уже приучили не хамить.