Дмитрий Быков - Тайный русский календарь. Главные даты

Здесь собраны статьи, притворяющиеся «датскими» — то есть приуроченные к юбилеям разных замечательных исторических событий. К сожалению, очень часто это был единственный способ высказаться о современности либо о действительно важных вещах, упоминание которых в печати почему-либо не приветствовалось.

Такой славный способ — отчасти эзопов, отчасти просветительский — хорошо известен в России с тех самых пор, как у нас зародилась периодическая печать. Уже в некрасовском «Современнике», желая обсудить положение российских крестьян, переводили или рецензировали труды о страданиях американских негров. Очень часто читатели не понимали, о чем речь (глупые читатели бывают всегда), но они по крайней мере впитывали информацию об американских неграх, и кругозор их расширялся.

Верно и обратное. Говори хоть о разведении пресноводных рыб, хоть о новом сорте томатов, хоть о перуанском атмосферном давлении — непременно выскажешься о чем-нибудь близком, родном, и не потому, что умный читатель во всем ищет намек, а потому, что жизнь у нас в России такая всеобъемлющая, пестрая и насыщенная. Вот Тургенев (про которого тут тоже написано) шел охотиться и любоваться пейзажами, описывал все это — а выходило сплошное антикрепостничество. Начнешь поздравлять с юбилеем кардинала Ришелье — выходит памфлет, а ведь никто не собирался! Про грибы чего-нибудь напишешь — и то выходит наше, родное. Так что все эти тексты в конечном итоге про нас, про здесь и сейчас — хотя в них и наличествует масса общеобразовательной информации, которую автор сначала с удовольствием усваивал, а потом обрушивал на читателя.

Печатались все эти сочинения главным образом в газете «Известия» и журнале «Русская жизнь». Журнал «Русская жизнь» прекратился, а газета «Известия» здравствует. Лучше бы наоборот, но что ж поделаешь. Было бы нечестно приписать себе все заслуги: темы чаще всего предлагались редакцией. Спасибо за это — а также за долготерпение — Наталье Игруновой, Сергею Чугаеву и Дмитрию Ольшанскому.

Что касается названия этой книги — мне всегда казалось, что истинный календарь русской жизни, неотменимый, как биологические часы, не вполне совпадает с официальным. То есть праздники-то те же самые, но вот настоящие названия у них другие. Ведь истинный повод к выпивке, гулянию или юбилейной колонке всегда маскируется. Эта книга — попытка сделать явным тайный русский календарь.

Идеальный способ употребления для этих пестрых заметок — читать их в тот самый календарный день, к которому они приурочены. Этот способ применительно к своему «Кругу чтения» открыл Лев Толстой. Почитаешь — и понимаешь, что все это уже было, и вроде как выбрались.

Выберемся и теперь.

Дмитрий Быков

Вниманию абитуриентов предлагается типовое сочинение о роли свиньи в русской классике. Поскольку в юбилейные годы А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого и др. в вузах обычно предлагают сочинения по творчеству соответствующих писателей, не будет ничего удивительного, если выпускникам-2007 предложат написать сочинение к году Свиньи. Тема особенно актуальна потому, что необходимость реабилитировать свинью в самом деле назрела. На протяжении многих лет русская классика искажалась произвольными трактовками, но в эру государственного прагматизма пора переставить акценты.

В русской классической литературе свинья традиционно наделяется мудростью, дальновидностью и практической сметкой. Особенно велика ее роль в творчестве Н.В. Гоголя, чье внимание к салоносному животному было обусловлено украинским происхождением. Свинья выступает решительной противницей бюрократизации и сутяжничества, похищая из присутствия жалобу Ивана Никифоровича на Ивана Ивановича. Свинья — олицетворение государственного мышления: не зря городничий, собрав вокруг себя крупных городских чиновников, видит «все одни свиные рыла». Впрочем, для русской сатирической традиции это не новость: еще в комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль» крепкий хозяйственник Тарас Скотинин задавался вопросом: «Отчего же я к свиньям-то так сильно пристрастился?». Его племянник Митрофан, верный наследник опытного землевладельца и главный положительный герой комедии, «увидя свинку, бывало, задрожит от радости». Не зря именно Митрофан сделан символом правильного отношения к государственной необходимости: «Не хочу учиться, хочу жениться», — восклицает он, желая выполнить демографическую программу тогдашней администрации, а ожидая решения своей участи, патриотично произносит: «По мне, куда велят».

Серьезное внимание образу свиньи уделял великий русский баснописец И.А. Крылов. В басне «Свинья» разумное животное посещает роскошный дворец, но не прельщается этой роскошью, а сосредоточивается на обозрении заднего двора: «А кажется, уж не жалея рыла, я там изрыла весь задний двор». Чтобы обмануть царских сановников и либеральную диктатуру, Крылов привязал к басне нарочито абсурдную мораль, но ясно, что пожилой писатель вывел в образе свиньи образцового силовика, инспектора или ревизора, не обращающего внимания на показную роскошь и копающегося в ее темной изнанке. Не так ли Госнаркоконтроль обнаруживает пропаганду наркотиков в сочинениях битников, а ФСБ находит зловонный подтекст в деятельности так называемых международных просветительских организаций и фондов?! Басня «Свинья под дубом» углубляет этот образ: истинный сын отечества не удовлетворяется сладкими плодами (желуди), но докапывается до корней дуба и в конечном итоге подрывает его. Так и продвинутый государственник не соблазняется сладкими плодами (либерализма и открытости), но решительным рылом вскрывает корни, обнаруживая там экспансию и покушения на наш суверенитет.

Весьма велика роль свиньи в творчестве Салтыкова-Щедрина, чьи произведения только теперь можно осмыслить адекватно. Центральное место в его творчестве занимает памфлет «За рубежом», где ужасы растленной цивилизации Запада противопоставлены здоровому евразийству. Композиционный центр книги — авторский сон «Торжествующая свинья, или Разговор свиньи с правдою», в котором здравомыслящий представитель среднего класса дает решительный отпор спекулянту-де-стабилизатору. Свинья — надежная опора своего хлева, неутомимая труженица, день и ночь копающаяся в навозе; Правда — неприлично полуголая, «побитая» особа, пытающаяся отвлечь свинью от дел квазиреволюционной демагогией.