Геннадий Зюганов - Глобальное порабощение России, или Глобализация по-американски

Международный терроризм есть оборотная сторона, изнанка мирового империализма — порождение, прямое продолжение и неотъемлемая часть «нового мирового порядка», империалистического глобализма. «Цивилизованное человечество», «международное сообщество» и прочие благоглупости сегодня не более чем псевдонимы империализма, возглавляемого Соединенными Штатами.

Да, терроризм — страшная угроза человечеству. Но империализм не менее страшен. Более того, это угроза первичная. Главный международный террорист сегодня — США. Примеров откровенно террористических действий США хоть отбавляй.

Кроме того, только полные профаны могут не понимать, что все террористические организации так или иначе находятся под контролем западных спецслужб. И тот, кто закрывает на это глаза, есть либо лицемер, либо страус, прячущий голову в песок.

Не менее пошлы и бесполезны причитания о недопустимости «двойных стандартов» в оценке фактов вооруженной борьбы. Вспоминается, как российское руководство просило Америку признать, что чеченские сепаратисты — такие же террористы, как и люди бен Ладена. Такие же, да не такие! Ведь чеченские боевики действовали и действуют в ущерб России, а, следовательно, в соответствии с американскими интересами. Выходит, для США они не террористы, а повстанцы.

Полностью солидарны с таким подходом и западноевропейские страны, демонстративно пропускающие мимо ушей все требования Москвы о выдаче известного чеченского сепаратиста и террориста А. Закаева. Авторам подобных просьб невдомек, что «двойные стандарты» — это и есть конкретно-исторический, социальный и классовый подход, без которого политика превращается в бессистемную трепологию об «общечеловеческих ценностях».

Терроризм и законные методы ведения вооруженной борьбы

«Террор» и «терроризм» — термины крайне одиозные и демонизированные (причем не всегда бескорыстно) в современную эпоху. Чтобы охарактеризовать ту или иную вооруженную акцию как терроризм, то есть уголовное преступление, необходим конкретный правовой анализ каждого отдельного случая. В разных условиях одна и та же акция может быть расценена и как терроризм, и как диверсия, лежащая в русле действий партизанской войны.

Кто такая Зоя Космодемьянская, героически отдавшая свою юную жизнь за Советскую Родину? Террористка или партизанка? Фашисты повесили ее как террористку. Так что решающий признак терроризма как уголовного преступления — не в формах вооруженного насилия, а в его социальном и политическом содержании. И здесь «двойные стандарты» не то что нежелательны, но, наоборот, крайне необходимы.

Мы против терроризма как уголовного преступления. Но убийство насильника в ситуации необходимой самообороны не есть уголовное преступление. Насилие вообще далеко не всегда признается уголовным преступлением.

Сам по себе терроризм есть не более чем одна из форм ведения вооруженной борьбы наряду, например, с войной. И в качестве таковой формы он обладает рядом специфических черт. Однако в оценке конкретных актов террора должны учитываться не только эти черты, но и конкретные социальные цели, социальное и политическое содержание того или иного акта. Лишь такой комплексный подход позволяет верно судить о существе любого явления.

Так, русские социал-демократы (и большевики, и меньшевики) в полемике сначала с народовольцами, а позже с эсерами многократно заявляли и подчеркивали: «Мы против терроризма как средства ведения революционной борьбы. Но не потому, что нам жаль погибших царских сатрапов, а потому, что такое средство не ведет к победе, а, наоборот, препятствует ей». Словом, «мы пойдем другим путем».

Не помогут понять и уяснить суть происходящего банальные и лицемерные фразы о том, что решать политические проблемы, добиваться политических целей военно-силовыми методами нельзя. Ну а как быть, если сторона, к которой предъявляются требования, плевать хотела на «политические средства»?

Поборникам прогресса не стоит зарекаться от применения насилия против социальной реакции, угрожающей существованию человечества. И категорически недопустимо огульно подводить любое вооруженное выступление за национальное и социальное освобождение под юридическую категорию терроризма, то есть уголовного (политического или военного) преступления. Если стоять на точке зрения, не допускающей актов возмездия, это значит страдать «юридическим кретинизмом» самого примитивного пошиба.

Вот очевидный пример. В годы Великой Отечественной войны белорусские партизаны в точном смысле слова терроризировали немецко-фашистских оккупантов. Вызовет ли у кого-то этот факт нравственное отторжение, моральный протест и требование юридического преследования? Ясно, что такое можно ожидать только со стороны крайних лицемеров, намеренно путающих все моральные и правовые понятия. Такого рода террор, когда земля горит под ногами у агрессора, у оккупанта, не противоречит нравственному чувству нормального человека и гражданина. А если переложить аналогичную коллизию на землю Палестины, что получится?.. Приравнивать борцов за национальное освобождение к международным террористам — значит глумиться над истиной и здравым смыслом. Это значит злонамеренно смешивать понятия террора с партизанской войной и диверсиями, признаваемыми международным правом законными методами ведения войны.

Террор и война, терроризм и милитаризм — ближайшие социально-политические родственники. Роднит их то, что в основе обоих явлений лежит убийство (увечье) противника без суда и следствия. Различие же заключается в том, что если война преимущественно нацелена на уничтожение живой силы противника, то основной целью террора являются запугивание и деморализация противника. Террор есть устрашение посредством насилия. Понятно, что грань между террором и войной весьма зыбка и подвижна — война может нередко переходить в террор на сословной, классовой, религиозной, национальной, расовой основе и наоборот.

Особенно известен в истории классовый террор, которым сопровождаются гражданские войны, — террор революционный и контрреволюционный. Некоторые полагают, что поскольку гражданская война — война классовая, она не знает линии фронта в традиционном смысле слова. Подобно тому, как на «обычной» войне всякий, находящийся по другую сторону линии фронта и одетый во вражескую форму, подлежит уничтожению или взятию в плен, в гражданской войне всякий, принадлежащий к враждебному сословному, классовому лагерю, подлежит уничтожению или пленению.

Такой взгляд на сущность классовой борьбы пытались культивировать примкнувшие к Великой Октябрьской социалистической революции мелкобуржуазные элементы. Так, например, М. Лацис (Судбарс), в 1918 году видный чекист Восточного фронта, писал в казанском журнале «Красный террор» о критериях, по которым подлежит уничтожению классовый враг: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против совета оружием или словом». Главное, по его мнению, принадлежность данного индивида к дворянскому или купеческому сословию…