Роман Сенчин - Не стать насекомым

На реализм в последнее время снова обрушился шквал критики. Дескать, он всё заполонил, тянет нас в прошлое, обедняет литературу, вымывает из неё литературное вещество. Вот цитата из статьи Натальи Ивановой «Пусть сильнее грянет Букер», появившейся в Интернете в день объявления победителя этой премии (но ещё до оглашения результата):

«Основную массу так называемого процесса — премиальную тож — образует имитирующий прозу наполнитель (пишу, как говорю, etc.) проза. док, хотя не совсем проза и не совсем док. Явление это пришло на смену чернухи, или физиологической прозы, или натуральной школы; самоназвание у него — «новый реализм». Описывается/записывается свой или близлежащий опыт (военный — Чечня, Северный Кавказ вообще, Таджикистан, Афганистан, теперь ещё Киргизия, вообще горячие точки; среда обитания — родня; режут-убивают, вымирают, деградируют и т. д.). Каждый день что-нибудь в этом роде обязательно происходит на просторах нашей великой родины — смотрите, как актуально. Эта проза умирает вместе с её носителем (книга, журнал), потому что здесь мало самого главного — литературного вещества. Ну, тогда уж лучше просто — док., нон-фикшн, социологический анализ, справки, дискуссия и проч. Сильнее бабахнет по мозгам».

Я лично реалистов и тем более новых реалистов на страницах журналов и в числе финалистов премий встречаю немного. Реализм, помаячив на горизонте в середине 00-х, снова закатывается. А литературное поле всё ярче освещается фейерверками, гирляндами и салютами иных жанров, течений и направлений.

Литераторы снова, как в допушкинское время, стремятся писать только о чём-то необыкновенном, найти (а скорее выдумать) уникального героя, необычный сюжет. «Вряд ли поход за хлебом или выбрасывание мусора может стать хоть какой-то стоящей основой для повествования», — утверждает критик Марта Антоничева в статье «Зеркало для героя» («Сибирские огни», 2007, № 5), правда, замечает, что: «…переживание повседневного опыта, примирение с повседневностью способно порождать кафкианские картины».

Да, способно, и ещё как. Только вот этого «переживания повседневного опыта» мы в нашей современной прозе практически не видим. Писатели всячески сторонятся действительности, предпочитая создавать кафкианские картины в своей голове (точнее — в неком автономном отделе мозга), а затем переносить на бумагу, а не находить их в повседневности.

Писателей-реалистов сегодня можно пересчитать по пальцам. Скорее всего, их число будет уменьшаться. Зачем пропускать через себя тяжёлую, малопонятную, отравленную реальность 90-х, 00-х, наваливающихся серым смогом 10-х, когда есть другие, более лёгкие и более доходные пути: выдумывай, фантазируй, уходи в древнюю или недавнюю историю, открывай новые штришки в биографиях великих людей…

Уверен, что довольно большое число тех, кто ещё относится к художественной литературе серьёзно и ищет в ней что-то кроме развлечения, интеллектуальных игрушек, открыв лучший роман года на русском языке «Цветочный крест», плюнет и скажет: «На хрена мне такая литература!» И больше уже не поведётся ни на лауреата, ни на финалиста, а то и вообще ни на чью бы то ни было книгу.

«Литературный дефолт», о котором лет шесть назад та же Наталья Иванова написала отличную статью, продолжается. И в этом вроде бы не виновато ни жюри «Русского Букера», ни «коллективное бессознательное» (как определил Андрей Немзер) академии «Большой книги», ни тем более Виктор Пелевин с «t», Елена Колядина со своим «Цветочным крестом». Наверное, в самой литературе происходят коренные изменения, и этот процесс необратим. В Англии нет Диккенсов, во Франции Золей, в Америке нет Фолкнеров, в Японии — Акутагав, в Германии — Бёллей. Почему у нас кто-то должен стремиться стать новым Львом Толстым, ну или по крайней мере Валентином Распутиным…

Оставим реализм для справок, социологических анализов и тому подобного?

Декабрь 2010 г.

2010 год подарил нам два вызвавших немалый шум и споры сериала — в начале года на Первом канале показали «Школу» Валерии Гай Германики, а в конце на канале «ТНТ» прошли «Реальные пацаны» Жанны Кадниковой.

О «Школе» на страницах «Литературной России» состоялось нечто вроде дискуссии, — действительно ли в современной школе происходит то, что мы увидели на экране. Мнения были разные, но большинство авторов всё же высказывались за то, что это утрирование и, в общем, неправда.

Не думаю. Сегодняшнюю школу (да и вообще школу, мир подростков, причём не только в России) взрослые знают плохо. Вроде бы всё это рядом — учителя и ученики, дети и родители (сами вчерашние дети), — но существуют они словно бы в разных измерениях, на разных, хотя и соседних, планетах.

Проблемы, показанные в сериале Германики, вряд ли временные, возникшие, так сказать, в новой России, в новом поколении подростков. Вспоминая свои школьные годы (десятилетие 1980-х), я нашёл множество параллелей с тем, что увидел в «Школе». Самое большое отличие, наверное, лишь в том, что для подростков советского времени учёба в школе являлась чем-то обязательным и неизбежным (никакой альтернативы не было, кроме ПТУ, которым пугали), а теперь последние два-три-четыре года за партой кажутся многим школьникам чем-то лишним, и они лишними в этом школьном мире. Отсюда и уже вполне взрослые конфликты, томление, скука. Школьникам куда интересней сидящий на входе мужик-охранник, чем учитель, — их выдавливает из школы взрослая жизнь… Недаром буквально в последнее время такое распространение получили экстернат и домашнее обучение…

Почти все герои «Школы» ходят на уроки более или менее исправно, но, по существу, зачем? Уже лет тридцать назад утверждение: ребёнок ходит в школу за знаниями, — вызывало ироническую улыбку. Сегодня — хохот. Если и не у всех пока откровенный, то внутренний — наверняка.

Сериал Германики называли вредным, поступали требования прекратить показ. И это при том, что каждый день мы видим десятки фильмов со стрельбой, трупами, потоками крови (в одно время со «Школой», например, и тоже на центральном канале показывали сериал про девочек-убийц, и никто по его поводу не возмущался, — это же придумано). Да, дело здесь в достоверности — «Школа» снята почти как документальный фильм, в происходящее веришь, даже утверждая, что видишь ложь. И отсутствие острого сюжета, медленность происходящего только усиливает впечатление.

Ещё один сериал этого года, претендующий на документальность, — «Реальные пацаны».

Первые серии я не видел (точнее — посмотрел их в начале этого года, когда сериал стали повторять). Натыкался, блуждая по полусотне доступных телеканалов, видел каких-то мычащих, дебильноватых, и переключал. Но однажды услышал яркое новое слово, задержал палец на кнопке…