Вера Челищева - Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Вообще, в этой школе почти все были из простых семей. Почти у всех перед глазами пример родителей. Кстати, его родители не то, чтобы не казали носа в школу, но свойственным «предкам» давлением – «а что у нашего по математике, а что по химии, учтите, мы идем на химфак!» – учителей не отягощали. Считали: какую оценку получил, такую и заслужил. Ходорковский получал пятерки и четверки. Не сказать, что ему особо нравились все предметы. Пожалуй, разве что химия и физика. Ко всему остальному относился «с уважением». Иногда, впрочем, увлекался и улетал далеко и надолго. Его, например, могли сильно заинтересовать герои Рима, древнегреческие мифы и прочее. И порой он даже «использовал» в своем лексиконе древнегреческую лексику. «Чтой-то в классе такой бардак? Авгиевы конюшни, что ли?..». Так вспоминает историчка. А он вот этого не помнит…

А историчка помнит, что к определениям «умничка, чистенький, опрятный, одет всегда с иголочки» в его адрес в школе постепенно добавилось еще и «любознательный», «душевный» и «прагматичный». С ним, говорят, всегда хотелось советоваться «даже по каким-то педагогическим вопросам». Вот у них классе был мальчик-заика. Отвечал на уроках с трудом. Мучился и он, и слушающий все это учитель. А не спрашивать нельзя – учебный процесс. И Ходорковский этому учителю якобы говорит: «Не спрашивайте его на уроках, давайте ему письменные задания, он вам письменно ответит». Но учитель решил действовать своим методом – просто как можно больше разговаривала с учеником-заикой в неурочное время на всякие отвлеченные темы, и ребенок расслабился, перестала стесняться недуга при ответах, перестала мучиться и педагог. «Действительно, это результативней, чем письменные задания давать», – якобы одобрял Ходорковский. «И не возникало у меня никогда желания отрезать: «Я сама разберусь. То же мне советчик…», – говорит теперь учительница истории. – Почему-то мне, взрослому человеку, очень важно было его мнение. Вот мы с ним садимся за стол – он с одной стороны, я напротив. И просто разговариваем. Он мне аргументы, я ему аргументы. С ним всегда надо было так разговаривать. Ни в коем случае не давить, не говорить тоном, не терпящим возражений, как многие учителя делают. Он от этого отшатывался. Ему надо было объяснять свою позицию, разбирать его точку зрения, указывать на наши совместные ошибки, анализировать… Он только на аргументы подсаживался».

Еще учителя говорят, что к концу школы за Ходорковским закрепилось определение «лидер». Его слушали. К соответствующему выводу педагогический состав пришел, обнаружив однажды такую картину в школьном коридоре. Пыхтя, на полу дрались двое старшеклассников, а склонившийся над ними Ходорковский пытался их разнять. В итоге разнял, развел в разные стороны и устроил разъяснительную беседу. Как ни странно – слушали…

Впрочем, одноклассники говорят, что никого Ходорковский не разнимал, а дрался даже иногда и сам…

Ну и наконец, учителя вспоминают, что в его классе кто-то из ребят поднял тему национальностей и разбирал в этой связи каждого одноклассника: «тот еврей, тот мордва, а тот вообще татарин». Говорят, Ходорковский беседу пресек: «Какая разница, кто какой национальности? Главное не это. У меня вообще, если хотите знать, в семье интернационал. И что дальше?». Тема национальностей в классе больше не поднималась…

В общем, как-то вот так. Но наш герой говорит, что многого из этого не помнит, а что помнит – было «не так»…

От темы тюрьмы не уйдешь даже в первых главах. В какой-то степени судьбы Филиппа Петрова (отца Марины Филипповны Ходорковской) и его внука Михаила Ходорковского схожи. Схожи в том, что оба в свое время жили ожиданием ареста. Дед ожидал ареста в 1937-м, внук – в 2003-м. Только если деда арест этот в 37-м чудесным образом миновал, то внука в спокойные, казалось бы, 2000-е – наоборот…

Дед Ходорковского был начальником главка в министерстве, которое всегда называлось по-разному – то Министерство машиностроения, то приборостроения, а в войну – минометного вооружения. И вот в том самом 37-м где-то около Твери строился большой комбинат. Петрова позвали туда главным инженером. Согласился. Уехал устраиваться, жену с дочкой должен был забрать, когда дадут квартиру. Но в первый же день приезда в гостинице ночью его разбудил телефонный звонок. Звонил секретарь райкома. Говорил быстро и отрывисто: «Выскакивай на шоссе, и чтоб через две минуты тебя тут не было». Он выскочил на шоссе, поймал грузовик и уехал в Москву. Дочка помнит, как отец стоит ночью на пороге их московской квартиры, а рядом с ним очень бледная мать. Еще довольно долго семья жила в ожидании ареста и постоянного страха, что вот-вот… Но миновало. А через какое-то время узнали, что, оказывается, в ту ночь арестовали абсолютно всех, кто так или иначе имел отношение к заводу. В том числе и того человека, позвонившего ночью в гостиницу Филиппу Петрову… Петрова же от дальнейшего ареста спасло только то, что его учетная карточка не успела вовремя дойти до заводского отдела кадров. Вот такая судьба. Но ожидание ареста, особенно по ночам, было. Когда пошли реабилитации, он пытался найти человека, который его спас. Чтобы поблагодарить. Но так и не нашел.

Это я к тому, что разговоры взрослых о лагерях, о массовых арестах и жизни в КАРЛАГах и ГУЛАГах Ходорковский, будучи ребенком, конечно слышал. Уж слишком много отсидело дедовских знакомых и друзей… Впрочем, не сказать, что деды и бабки грузили этим Ходорковского специально, постоянно рассказывая и предостерегая, мол, «Помни, не забывай».

Разговоры взрослых о лагерях, о массовых арестах и жизни в КАРЛАГах и ГУЛАГах Ходорковский, будучи ребенком, конечно, слышал. Уж слишком много отсидело дедовских знакомых и друзей.

Не сказать, что всему виной были и родители, что создали его такого, как оба сейчас в шутку говорят: «нагрузку для страны». Нет, они не создавали такой особой-разособой почвы, не вспахивали ее и не бросали туда зернышка, чтобы получить желаемый «продукт» в виде ребенка-вундеркинда, гениального химика, математика, нового Ландау, Эйнштейна или, на худой конец, диссидента. Это была обычная московская семья образца 60-х. Родители – обычные инженеры. Всю жизнь проработали на заводе «Калибр». Их история – это студенческий роман. Учились в одном техникуме – приборостроительном. Он – из бедной семьи. Отец погиб в 41-м где-то под Москвой. Могила не найдена. Мать осталась с двумя детьми одна. Работала всю жизнь на заводе. По две-три смены подряд. Неделями не бывала дома. Маленький Боря копался в помойках, побирался на вокзалах и в электричках, бродяжничал. Она – «из бывших», дед имел предпринимательскую жилку, имение под Харьковом. Мать работала в Большом театре в мастерских по декорациям. Отец… впрочем, про отца – начальника главка – мы уже рассказывали.