Говард Лавкрафт - Коты и собаки

Подобный человек обратит свой взор к тому, что идеально воплощает прелесть звезд, миров, лесов, морей и закатов и являет нам вкрадчивость, надменность, точность, самодостаточность, жестокость, независимость и высокомерную, капризную безликость всевластной Природы. Красота… хладнокровие… отчужденность… мудрое спокойствие… самодостаточность… непокорное превосходство — в ком еще удастся отыскать все это, воплощенное хотя бы наполовину столь же полно и безукоризненно, сколь эти качества воплощены в несравненном, мягко ступающем коте, что скользит по своим таинственным делам с непреклонной, настойчивой уверенностью планеты в пространстве?

То, что псы дороги лишенному воображения крестьянину и буржуа, тогда как кошки милы душе поэта, аристократа и философа, станет ясно, стоит нам задуматься над вопросом биологических ассоциаций. Практичные плебеи судят о вещи только непосредственно — на ощупь, по вкусу и запаху, тогда как людям более утонченным для оценки важны образы и идеи, которые объект вызывает в их умах. Отсюда (возвращаясь к собакам и кошкам) неповоротливый простолюдин увидит пред собой лишь двух животных и оснует свое расположение на их способности потрафлять его слезливым, однообразным представлениям о нравственности, дружбе и лестном подхалимстве. Но джентльмен и мыслитель увидит каждого из них во всей природной целокупности и без промедления обратить внимание, что в великой системе органической жизни собаки жмутся к неряшливым волкам и лисам, шакалам и койотам, динго и пестрым гиенам, тогда как кот гордо вышагивает рядом с повелителями джунглей — надменным львом, гибким как волна леопардом, царственным тигром, стройною пантерой и ягуаром — как их родич и собрат. Собаки — иероглифы слепых эмоций, низких качеств, рабской преданности и стайности, отличительных черт заурядных, бестолково несдержанных, интеллектуально и творчески слаборазвитых людей. А кошки — рунические знаки красоты, непобедимости, чуда, гордости, свободы, хладнокровия, независимости и изысканной индивидуальности, качеств восприимчивых, просвещенных, мыслящих, языческих, циничных, поэтичных, мудрых, бесстрастных, сдержанных, независимых, ницшеанских, непокорных, цивилизованных, первоклассных людей. Пес — деревенщина; кот — джентльмен.

Воистину мы можем судить о стиле и наклонностях цивилизации по ее отношению к собакам и котам. Вот горделивый Египет, где фараон был фараоном, и несравненные пирамиды воздвигались по воле человека, что мечтал о них, склоняясь пред котом, и храмы Бубастиса строились в честь их богини. В имперском Риме яркий и грациозный леопард украшал собой большинство домов знати, праздно возлежа в атриуме на золотой цепи; а после эпохи Антонинов и обычный кот был вывезен из Египта и холим и лелеем как редкостная драгоценность. Так было с просвещенными и властными народами. Однако стоит нам явиться в простертые ниц Средние Века с их религиозными суевериями и экстазами, с их иночеством и шаманским бубнением над святыми мощами, как мы обнаружим крайне низкую оценку холодной и безразличной прелести кошачьих и узрим печальнейшее зрелище ненависти и жестокости, проявляемых к прекрасному созданию, которое невежественные смерды терпели единственно за ловкость в ловле мышей, негодуя на его достойную невозмутимость и страшась его загадочной, уклончивой независимости, которую почитали родственной темным силам чародейства. Эти неотесанные рабы восточной тьмы не потерпели бы того, кто не служит их нехитрым чувствам и мелочным интересам. Они желали пса, способного лебезить, охотиться, приносить дичь, и не находили пользы в кошачьем даре безучастной красоты, благой для духа. Легко вообразить, как должны были они негодовать на Муркино величавое спокойствие, неторопливость, расслабленность и пренебрежение пошлыми людскими делами и заботами. Киньте палку — и услужливая псина, хрипя, пыхтя и спотыкаясь, принесет ее вам. Попробуйте проделать то же самое с котом, и он уставится на вас с холодной вежливостью и довольно досадливым изумлением. И как люди низшие предпочитают низшее животное, готовое стремглав бросаться исполнять чужие желания, так люди высшие чтят высшее животное, которое живет само по себе и знает, что ребячливые проделки двуногих созданий — вовсе не его дело и недостойно внимания. Пес гавкает, клянчит подачки, кувыркается тебе на радость, стоит щелкнуть хлыстом. И это в радость любящей покорность деревенщине и приятно щекочет ей самомнение. Кот же приручает вас играть с ним, когда ему приходит охота поразвлечься: заставляет носиться по комнате с бумажкой на веревке, когда у него время моциона, но отвергает любые заигрывания, когда он сам не в настроении. Вот личность, индивидуальность, высокое достоинство — спокойное превосходство существа, чья жизнь принадлежит ему самому, а не вам, и достойный человек распознает и ценит эти свойства, поскольку и он сам — свободная, уверенная в себе душа, единственный закон которой — собственное происхождение и эстетическое чувство. В целом, мы обнаруживаем, что пес по нраву тем эмоционально-примитивным душам, что требуют от мира прежде всего бессмысленной симпатии, бесцельного дружелюбия, лестного внимания и повиновения; тогда как кот царит средь тех созерцательных и творческих душ, что просят от мира только объективного воплощения пронзительной, возвышенной красоты, живого олицетворения вкрадчивой, безжалостной, безмятежной, неспешной и безразличной упорядоченности и самодостаточности Природы. Пес отдает, но кот — живет.

Простой люд вечно переоценивает роль этики в жизни и вполне естественно, что они распространяют это заблуждение на царство своих питомцев. Потому мы слышим множество пустейших фраз в пользу псов, ибо те якобы верны, тогда как кошки вероломны. Но что это в действительности означает? В чем дело? Несомненно, в псе так мало воображения и индивидуальности, что он не ведает иных мотивов поведения, помимо хозяйских; но что за изощренный ум сумеет углядеть достоинство в тупом отречении от собственных природных прав? Проницательный ум безусловно должен вручить пальму первенства коту, в котором слишком много врожденного достоинства, чтобы принимать чужие порядки, и потому кота ни капли не волнует, чего от него ждут или желают бестактные людишки. То не вероломство — ведь кот никогда не признавал верности чему-то помимо собственных праздных желаний, а вероломство по своей сути предполагает отступление от некого открыто признанного договора. Кот реалист, не лицемер. Он берет, что ему нравится и когда ему захочется, и ничего не обещает взамен. Он никогда не заставляет вас ждать от него большего, чем он дает, и если уж вам нравится быть сентиментальным глупцом, способным принять его довольное мурлыканье и ласки за знак временной привязанности к вам, то кот не виноват. Он ни на миг не даст уверовать, что от вас ему нужно что-то кроме пищи и тепла, крова и развлечений — и он вполне оправданно окажется нелестным мерилом вашего эстетического уровня, если его грация, красота и прелестная декоративность с лихвой не покроют вам все ваши издержки. Поклоннику котов не надо дивиться чужой любви к собакам — на деле он и сам может обладать подобной склонностью, ведь собаки подчас очень милы и столь же симпатичны (на эдакий снисходительный лад), сколь симпатичен для хозяина старый верный слуга или приживалец; но его не могут не изумлять те, кто не разделяет его любовь к кошкам. Кот столь полно символизирует красоту и превосходство, что кажется едва ли возможным, чтобы истинный эстет и изысканный циник относились к нему без почитания. Мы зовем себя "хозяином" собаки — но кто осмелится назвать себя "хозяином" кота? Псом мы владеем — он рядом с нами словно раб и подчиненный, поскольку мы этого хотим. Но кота мы принимаем у себя — он украшает наш домашний очаг, как гость, сожитель и ровня, поскольку сам того хочет. Не так уж лестно быть безмозгло боготворимым господином пса, чей инстинкт велит ему боготворить; совсем другое дело стать другом и наперсником премудрого кота, который сам себе хозяин и легко найдет себе нового компаньона, коль скоро сочтет кого-то более приятным и интересным. Святая истина касательно высоких достоинств кошки, по-моему, оставила свой след и в фольклоре — в употреблении слов "кошка" и "собака" как бранных. Если "кошками" никогда не прозывали никого, кроме бранчливых, пронырливых, но безвредных болтуний и сплетниц, словами "собака" и "шавка" всегда награждали за низость, бесчестие и вырождение самого последнего разбора. В кристаллизации этой терминологии в народном сознании без сомнения сыграло свою роль некое смутное, неосознанное понимание того, что есть такие бездны убогой, скулящей, раболепной, холуйской низости, до которых никогда не унизиться ни одному родичу льва и леопарда. Кот может низко пасть, но никогда не будет сломлен. Подобно арийцу средь людей, он из породы тех существ, что властны над своей жизнью и смертью.

Читать дальше