Александр Минкин - Письма президенту

Сюжет известный.

…В столице этого короля жилось очень весело; почти каждый день приезжали иностранные гости, и вот раз явились двое обманщиков. Они выдали себя за ткачей и сказали, что могут изготовлять такую чудесную ткань, лучше которой ничего и представить себе нельзя. Она становится невидимой для всякого человека, который не на своем месте или непроходимо глуп.

«Да, вот это будет платье!» – подумал король. И он дал обманщикам большой задаток, чтобы они сейчас же принялись за дело. Зурабов и Греф поставили два ткацких станка и стали делать вид, будто усердно работают. Нимало не стесняясь, они требовали для работы тончайшего шелку и чистейшего золота, все это припрятывали в карманы и просиживали за пустыми станками с утра до поздней ночи…

Пришел для контроля премьер-министр. «Господи помилуй! – подумал он, тараща глаза. – Да ведь я ничего не вижу!» Только он не сказал этого вслух.

Обманщики просили его подойти поближе и сказать, как нравятся ему узор и краски. А бедный министр, как ни таращил глаза, все-таки ничего не видел. Да и видеть было нечего.

«Ах ты Господи! – думал он. – Неужели я глуп? Вот уж чего никогда не думал! А может, я не гожусь для своей должности? Нет, нет, никак нельзя признаваться, что я не вижу ткани!» [35]

Ну, дальше вы и сами помните. Совет министров одобрил, Дума была в восторге, наступил день торжественной процессии (парада).

Король разделся догола, и обманщики принялись наряжать его: они делали вид, будто надевают на него одежды. А король поворачивался перед зеркалом во все стороны.

– Боже, как вам идет! Как чудно сидит! – шептали в свите. – Какой узор, какие краски!

Ну, дальше все помнят.

– Да ведь он голый! – закричал вдруг какой-то маленький мальчик.

Уважаемый Владимир Владимирович, давно, еще в первом десятке моих писем вам (не помню, по какому случаю) была упомянута эта сказка. Только упомянута. Без цитат. И вот, представьте, одна женщина написала мне (а откликов на «Письма президенту» приходит много), что «сказка, конечно, хорошая. Но ведь никто не знает дальнейшей судьбы этого мальчика. Что потом с ним сделали?».

Вот какая умная читательница.

И правда, все знают эту историю как раз до наивного детского выкрика. А что было потом – никто не помнит.

– Да ведь он совсем голый! Вот мальчик говорит, что он совсем не одет! – закричал наконец весь народ.

И королю стало жутко: ему казалось, что они правы, но надо же было довести церемонию до конца!

И он выступал еще величавее, а камергеры шли за ним, поддерживая мантию, которой не было.

Это потрясающее место, Владимир Владимирович. Весь народ кричит, а король выступает еще величавее.

Надеюсь, удалось вас ободрить. Но очень интересно, что вы об этом думаете?

18 января 2005

Уважаемый Владимир Владимирович! Стоял на платформе в Перхушкове (электричка опоздала на 17 минут) и думал о вас.

Нелегко, наверное, было вам вернуться на Родину после нескольких лет работы в Германии.

Сужу по себе; в конце лета на несколько дней съездил в Швейцарию и вот до сих пор мучаюсь от невольных сравнений.

…Рядом со мной на платформе ждали электричку парень с девушкой; с виду им лет 15–17; она теребила телефон, а он чего-то ей говорил и поплевывал. (При вас, наверное, не стал бы так делать.)

Парень симпатичный, крепкий, не больной – легко мог бы плевать на рельсы или в другую сторону, в кусты. Но он плевал на платформу, она уже заметно была заплевана вокруг этой юной пары.

Хочу уточнить: это был хороший мальчик – то есть не пьяный, не обкуренный. И когда я ему сказал: «Что ж ты, друг…» – он не огрызнулся и даже перестал плеваться.

А я стоял и думал… и мысли все были какие-то тупые: у себя дома парень небось на пол не плюется… Вроде русский, не приезжий, которому наша земля (в том числе платформа) чужая…

В Швейцарии такого не увидишь; ни в городе, ни на полустанке. А у нас все платформы, все тротуары, туалеты заплеваны…

Людей на платформе было полно – но никто парню ни слова не сказал. И удивление, похоже, вызвал я своим замечанием, а не он своим поведением.

Тут показалась наконец электричка. Все обрадовались; и стоящий рядом мужчина лет сорока, спортивный, лысоватый, жилистый (может, восточными единоборствами занимается или лыжами), думая о чем-то своем, сплюнул на платформу, потом бросил окурок на рельсы – прямо перед поездом, перед кабиной машиниста (при вас, наверное, так бы не сделал), а потом, когда вагоны, тормозя, двигались мимо, плюнул еще и на стенку вагона (но не на окно, а ниже). Моего упрека молодому он не слышал, подошел позже. Поэтому он не нарочно плюнул на электричку, не для того, чтобы показать: мол, никто ему не указ, а просто так – сам по себе.

И вот, Владимир Владимирович, я думаю, что и министры – со льготами там или насчет квартплаты – не нарочно, а просто так.

Вот этот спортивный мужик, который плюнул на вагон, он же случайно не стал министром, просто родился не в том городе. А если бы повезло – стал бы министром, – внутренне он остался бы таким же. Он же не со зла, он не хотел электричку пачкать, он просто думал о своем.

И министры – они просто думают о своем, но мы их мыслей не знаем. Нам видны лишь их внешние проявления (неприятные), а они, быть может, в этот момент стихи сочиняют о Родине или в вашу честь.

…И вот они думают, думают о чем-то своем… Мало ли у них своего?

Мало? Ну тогда, значит, думают о чужом: как бы так сделать, чтобы чужое стало своим (с помощью, как вы понимаете, абсолютно рыночных механизмов)?

…За две недели в Швейцарии – ни ямы, ни ямки на дорогах (даже в провинции, даже в деревнях). А у нас к миллионнодолларовым особнякам (Николина Гора) ведут такие раздолбанные… дорогой-то не назовешь; будто вчера война кончилась. Ковровые бомбежки – иначе эти жуткие ямы не объяснишь. И на Садовом, и даже на вашей трассе – на Кутузовском – того и гляди колесо оставишь.

Проехал на электричке пол-Швейцарии – ни окурка. А у нас на Беговой уже шпалы не видны. А рельсы – видны, потому что поезда все же ходят.

Мальчик тот (на платформе), думаю, не богатый. На электричке ездит. А что у его подружки мобильник – так это теперь не означает богатства. Лет 50–60 назад она бы семечки лузгала; от мобильника хотя бы шелухи нет. Интересно, кто больше мусорит: бедные или богатые?

Идешь по лесу – бац! перед тобой новый забор. Откуда? Вчера еще не было. Нет, стоит – высокий железный, закрывший от нас кусок леса.

Богатые – они там, у себя, едят, а мусор и объедки в лес выбрасывают; с нашей (с пока еще нашей) стороны забора. У вас на глазах небось не посмели бы.

А беднота тут гуляет – в пока еще общем лесу.